Жаворонок Теклы (СИ)

— Да уж, и влетело же тебе тогда, — подтвердил Даниэль и просиял совсем по-детски. — А на шее у тебя что?

— Это? Ну, называется красиво — абиссинская хагения, ритуальный цветок, который когда-то использовали для обрядов очищения души. На самом деле очищать он действительно умеет, только в другом смысле, а в Эфиопии часто едят зараженное какой-нибудь гадостью мясо. Но я, когда подался в Аддис, был молоденьким придурком и мало что знал, а в этом возрасте пацан, отбившийся от рук, будет экономить на еде, но накопит на тату-салон.

— Зачем?

— Чтобы пару дней ходить гордым, а потом опомниться: на кой она мне? Самому смешно вспомнить...

— Ясно, выпендриваться ты всегда умел, — заметил друг. — Но до чего же я тебя рад видеть! Тут ведь из наших больше никого и не осталось, все разъехались кто куда — одни вслед за родителями, которые решили карьеру на Западе продолжить, другие сами подались на учебу или на заработки. Но вот в Эфиопию только тебя забросило! Я, честно говоря, не надеялся, что ты оттуда живым вернешься. Жаль, что Найляшка из Москвы тоже уехала, тебя не дождалась...

— Это ты о ком?

— Что значит о ком? Ты чего, прикалываешься? Да о Налии Мэхдин, у которой родители из МИДа. Будто не помнишь? Она же всегда по тебе сохла, сколько мы были знакомы. И чем ты только ей приглянулся, не пойму! Сейчас-то, наверное, сама уже замужем за каким-нибудь послом или министром.

— Да ну тебя! Налия... Помню я ее, конечно, но смутно, как все прошлое, слишком уж много воды утекло. Я сам не знаю, что она во мне нашла, но сейчас я бы ей точно разонравился, так что дай ей бог счастья, — сказал Айвар, слегка нахмурившись. — Но вообще-то я сюда к девушке приехал, если ты еще не забыл, так что это все равно значения не имеет.

— Да поглядим еще, что там за девушка. Надеюсь, ты теперь надолго?

— Не знаю, Данэ, время покажет, а в Африке привыкаешь жить настоящим в самом паскудном смысле — в том, что будущее может и не наступить. Так что она, эта наша историческая родина, только в поэзии такая прекрасная и загадочная...

— Да забей ты на это навсегда, друг, — сказал Даниэль и ободряюще потрепал его по плечу. — Ты же счастливчик, другие там навсегда останутся, а ты вырвался. Так что давай, налаживай теперь жизнь. Поехали к нам, мать дома ждет — само собой, с хлебом-солью, в русских традициях!

— Кстати, я об этом и хотел сказать, — поспешно ответил Айвар. — Ты не думай, я на вашем иждивении жить не собираюсь. С работой только помоги, тогда я за себя смогу сам платить, а потом и родне надо будет прислать, в благодарность. Неудобно вас обременять, но на съем пока денег нет — я там, как ты догадываешься, немного за эти годы настриг.

— Да какое там обременять, и думать забудь! Наоборот, ты мне сейчас ой как пригодишься! Сейчас по дороге расскажу, какая тут у нас движуха.

Айвар больше десяти лет видел друга только на присланных по интернету фото и только теперь заметил, как тот изменился со школьных лет. У него, в отличие от акварельного, хоть и более темного Айвара, внешность имела крепкий оттенок южного мужского обаяния, написанного сочной масляной краской и такого опасного для женщин.

Оба парня унаследовали природную красоту эфиопов, но у каждого она была своей — у Даниэля брови были безмятежно плавными дугами, нос, щеки и подбородок имели уютную, сдобную округлость, а взгляд при глазах чуть навыкате был томным и расслабленным. У Айвара же брови пролегали резкими прямыми стрелами, нос имел почти римскую форму, скулы четко прорисовывались. И он всегда смотрел с легким прищуром, но ясно и внимательно.

И тот, и другой отличались высоким ростом, физической силой и статью, но если Айвар всегда был, по его выражению, «с формами» и нисколько этим не тяготился, то его друг тщательно следил за красотой пресса. Как и многие темнокожие молодые люди, Даниэль любил легкие цвета в одежде, подчеркивающие природный оттенок, и даже мелировал свои роскошные кудри. Так что Айвар без вопросов понял, что личная жизнь у друга все эти годы была весьма насыщенной.

Предложение по работе в самом деле было заманчивым. Пока они ехали на север города, Даниэль поведал, что клуб, в котором он сам сейчас работает арт-менеджером, ищет человека для рекламы и промоакций на мероприятиях. А поскольку заведение имело модную в Питере этническую направленность, Айвар со своей, как сказал Даниэль, экстравагантной внешностью мог стать просто находкой. К тому же, пока он не получит вид на жительство, здесь позволят работать внештатно.

— Но ты понимаешь, оплата будет зависеть от труда, так что придется попахать, — заметил Даниэль. — Это только звучит так: клуб, творчество, а на самом деле конвейер еще тот. Но знаешь, пока в молодости есть силы, их надо тратить. На старость-то все равно их отложить не сможем!

Айвар заверил:

— Что надо пахать, я и не сомневаюсь, иначе что мне тут делать? Не беженца же из себя изображать. Ты мне только скажи: каких-нибудь левых услуг в этом клубе не предусмотрено? Никто «уединиться» не захочет? А то я в Эфиопии этого уже наелся по горло.