Айвар заметил, что у Нерины было внешнее сходство с обоими родителями. На отца, уже немолодого человека с правильными, хоть и тронутыми временем чертами лица, она походила серьезным, почти хмурым взглядом даже при улыбке. А от матери, весьма милой женщины с мягкими манерами и размеренной речью академического искусствоведа, дочке достался яркий, красиво очерченный рот и подбородок с игривыми ямочками, которые смягчали эту серьезность. Ее русые волосы были уложены в красивую прическу, легкий макияж и винтажные украшения из эмали также говорили о том, что женщина все еще хочет произвести впечатление и в то же время соответствовать образу патриархальной хозяйки дома. Отец был одет в ослепительно белую, заботливо отглаженную рубашку и серый жилет явно ручной вязки.
Поначалу собравшимся удалось задать непринужденный тон, однако Айвар почему-то чувствовал себя все более некомфортно. Это было странно: он никогда не боялся белых людей, к которым относил также Андрея Петровича и Нерину, так как рос среди них, видел постоянно за время работы в баре, да и теперь не ощущал никакого неудобства на питерских улицах. Возможно, в открытом пространстве и в толпе различия как-то стирались и развеивались, словно обрывки фраз и мимолетные взгляды. А здесь, в этой небольшой комнате, где буквально резало глаз от умиротворяющих светлых тонов в обоях, тюлевых занавесках, посуде, даже домашних пирогах, в которых хозяйка дома была мастерицей, он со своей черной кожей ощущал себя будто без одежды. Хорошо, что Нерина вовремя посоветовала ему заранее снять лишнюю бижутерию, и теперь он жалел, что некуда деть татуировку.
Позднее он сказал Даниэлю: «Хоть у меня в роду и не было рабов, но в этом доме возникло такое чувство, что вот-вот хозяин сбросит мне на руки сюртук».
Вдобавок Айвар допустил несколько явных осечек. Во-первых, за пару часов он дважды отлучался курить на лестничную площадку, и Андрей Петрович, который не жаловал эту привычку, нахмурился, что не ускользнуло от внимания дочери. В течение вечера родители приметили и то, что Айвар, отлично умея вести себя за столом, все же привык есть со слишком большой охотой, и у них, в отличие от Нерины, это не вызвало умиления.
Но хуже всего оказалось то, что Айвар обратил внимание на то, как Надежда Павловна, с помощью Нерины подав на стол горячее блюдо, разложила его по тарелкам хозяина и гостя, а перед ней самой и дочерью так и красовались символические порции легкой закуски. Это так удивило молодого человека, что он решил спросить:
— А почему вы сами не едите, Надежда Павловна? Вы что, уже успели поужинать?
— Айвар, да что вы, — почему-то смутилась хозяйка. — Это мужская еда, женщинам мясо не нужно. Чтобы оставаться красивыми, достаточно чего-нибудь легкого и полезного.
Она показала на вазочки с несладким йогуртом, сухофруктами и орешками, которые, как вначале подумал Айвар, стояли только для украшения стола. При этом запеченная телятина, жареный картофель с подливкой и вручную вылепленные пироги с мясом кролика и грибами на «мужской» половине явно заняли много времени и сил у матери семейства.
— Как это женщинам мясо не нужно? — искренне изумился он. — Разве это отдельный биологический вид? Да, мы, конечно, устроены по-разному, но силы-то нужны всем! А при обильных месячных, к примеру, такое мясо вообще необходимо есть, вам это любой врач подтвердит. Пожилым и детям его тоже рекомендуют.
При этих словах Надежда Павловна даже вздрогнула и поспешно сказала с натянуто-кокетливой улыбкой:
— Ну зачем женщине сила, Айвар? На это у нее должен быть муж, а ее прерогатива — красота, мягкость и мудрость. По-моему, вы с Неричкой в этом смысле очень гармонично смотритесь рядом.
Андрей Петрович при этих словах удивленно покосился на жену.
— Просто у моих родителей принято было есть всем вместе, — возразил Айвар. — Мама ведь уставала на работе не меньше отца, и он это понимал. А еще они мне рассказывали, как их сокурсницы отрывались в институтской столовой, не хуже парней, — им вдали от дома все эти котлеты и макароны по-флотски казались райскими деликатесами...
— Но здесь не столовая, Айвар, — вступил наконец Андрей Петрович. — Собственно, что вас так смутило в наших порядках?
— Да как бы сказать... — ответил Айвар после секундного раздумья. — Извините меня, но как африканцу мне просто совесть не позволяет есть перед голодными.
Тут ненадолго наступило неловкое молчание, и Нерина, решив поддержать жениха в глазах старших, положила порцию мяса в тарелку матери, а затем и себе. Надежда Павловна неловко улыбнулась гостю и поинтересовалась, чтобы перевести беседу в приятное русло:
— Скажите, Айвар, а верно дочь рассказала, что вам нравятся стихи Николая Гумилева? К сожалению, я у своих студентов такого интереса не встречала, хотя казалось бы, мода на романтизм понемногу возвращается.