Жаворонок Теклы (СИ)

— Да, очень нравятся, я и других русских писателей читал, но его в доме моих родителей особенно любили. Папа мне говорил, что он в своих стихотворениях создал иную, несуществующую Эфиопию, вознес ее до утопии, хоть и жуткой. Без сказок и преданий она состоит из одного тупого, скучного и будничного ужаса.

— Это тоже ваш папа так сказал? — спросил Андрей Петрович.

— Нет, это уже я от себя самого говорю. Они с мамой уехали совсем юными, потом мечтали вернуться на родину, чтобы привести в какой-никакой санитарный порядок хотя бы большие города. О провинции и говорить нечего, там вообще полный мрак, в прямом и переносном смысле. Родители надеялись, что все получится, что со временем нашему народу понравится жить по-людски. А я уже в этом не уверен, и у меня было много недобрых мыслей, но об этом не стоит. Все-таки это мой народ, и как-то по-своему я его люблю.

К счастью, никто не стал поднимать опасный вопрос о том, думает ли сам Айвар когда-нибудь возвращаться в Эфиопию. Прежде он говорил Нерине, что хочет помочь своему народу, но для этого необходимо начать с благоустройства собственной жизни — получить образование, наладить связи с единомышленниками, заслужить репутацию. В идеале Айвар мечтал освоить профессию родителей, медицинскую и санитарно-гигиеническую помощь, и позже, координируясь с другими образованными африканцами, работать в Эфиопии, к примеру, вахтовым образом. Он посоветовался об этом с Нериной, зная, что она хотела посвятить себя международным социологическим вопросам, и она очень заинтересовалась таким шансом состояться не только в браке, но и в профессии. Но пока подобный вариант нового приезда на землю предков был вопросом далекого будущего.

Когда уже совсем завечерело, Даниэль приехал за Айваром (он считал, что даже в Питере в поздний час лучше не ходить поодиночке). Тот не без удовольствия вышел на свежий воздух: от стоящего в комнате приторного запаха духов, по-видимому принадлежащих Надежде Павловне и отдающих сливой, розой и какой-то пряностью, у него уже начинала болеть голова. Это тоже удивляло, ведь в Эфиопии Айвар успел привыкнуть к калейдоскопу всяких ароматов, как сказочно приятных, так и самых отвратительных.

Нерина проводила его до машины и заверила, что все прошло хорошо. «Впрочем, сейчас мне не так уж и важно, что они скажут, — шепнула она, с детской поспешностью поцеловав его в губы. — Скоро ты мне будешь ближе их, так что придется им смириться. А про еду ты все правильно сказал: я сама раньше по этому поводу спорила с мамой, но ее уже бесполезно разубеждать. В нашем с тобой доме так не будет».

Затем девушка вернулась в квартиру и неуверенно вошла в комнату, где все еще сидели родители. Она старалась не показать, что у нее дрожат руки.

— Ну, что вы скажете? — в конце концов спросила она.

Мать и отец переглянулись, словно договаривались между собой, и Надежда Павловна ответила со сдержанной улыбкой:

— Вообще-то мне мальчик понравился. У него ужасная судьба, за что тут осуждать? Он не выглядит ни обозленным, ни опустившимся, да и неглупый. Другой бы на его месте давно просто сгинул. А все, что было, — не от хорошей жизни, — тут она замялась, и Нерина решительно сказала:

— Интересно ты об этом говоришь, мама. Что «было»-то, если разобраться? Ровно то же, что делают большинство парней и мужиков: стараются окучить максимальное количество самок. Просто они часто вынуждены сами за это платить, деньгами, ресторанами или айфонами, а мой жених получал деньги, но он делал то же самое! Как это делает его хуже их? Вы же не настаиваете, чтобы я искала нецелованного чистого выпускника на «Алых парусах»! Если, конечно, такие там еще водятся.

— Не передергивай, Неричка, — строго ответил Андрей Петрович, — я никогда не одобрял разврат ни с чьей стороны. Но вот насчет этого парня... Понимаешь, Нери, есть такие вещи, которые можно пережить и забыть, потому что они не оставили на человеке пожизненной метки, и для большинства мужчин именно так обстоит с сексом. Это не хорошо и не плохо, так уж природа распорядилась. А у твоего Айвара совсем другая история — там такие метки, что живого места нет.

Нерина нахмурилась:

— Что ты этим хочешь сказать? Он замечательный парень, честный, прямой, деликатный и добрый, в отличие от тех пижонов, с которыми мне прежде доводилось общаться. Это ты и называешь какими-то ужасными метками? Неужели это все сейчас такая редкость?

— Я верю, что он хороший парень, и у меня нет цели его обидеть, — заверил ее отец. — И он бы, возможно, даже мне нравился, если бы речь шла не о тебе. Твое благополучие я ставлю выше сочувствия к чужому человеку, как любой нормальный отец.