Жаворонок Теклы (СИ)

Айвар надолго спрятал это в потемках сознания, как все, что было в последнее лето его детства в России. Теперь он впервые смог подумать об этом без прежней боли, и между воспоминаниями они ребячливо и весело ласкались. Он усаживал ее к себе на колени и Налия тыкалась носом в его влажные от пота волосы, игриво целовала его в обнаженные плечи и спину, водила пальцем по татуированному цветку, отчего у него снова тревожно и сладко ныло сердце.

Потом девушка взялась жарить кофейные зерна. Так же, как и Айвар, она любила кофе с шоколадом, только предпочитала всякие экстремальные добавки — имбирь, красный перец, морскую соль. Впрочем, в кухне витало много острых и сладких ароматов от специй и благовоний, как и в ванной веяло запахом сухих цветов и терпкого виноградного масла.

— Выпить чего-нибудь хочешь? — спросила Налия. — У меня есть чудесный карамельный ликер из Южной Африки, с кофе лучше и не придумаешь.

— Спасибо, но сейчас мне хочется, чтобы голова была ясной. Кроме того, ты горячее всякого напитка!

— Да и ты будешь покрепче, чем абсент! А самое главное, в неограниченном употреблении.

— Ладно тебе льстить, Налия! Для своей расы я ровно такой как надо, — отозвался Айвар невозмутимо, но с таким же лукавым огоньком в глазах.

— Но поесть, наверное, не откажешься? Могу гренки по-быстрому сделать, если хочешь.

— Ну кто же откажется от такой щедрости, — улыбнулся Айвар.

Поставив кувшин на огонь, Налия сказала:

— Ничего, что я себя так нагло повела? Знаешь, по твоему лицу сначала показалось, что тебе все еще четырнадцать и ты плохо понимаешь, чего от тебя хотят...

Она рассмеялась чуть глуховатым от курения, но приятным грудным смехом.

— Да просто отвратительно! — сказал Айвар весело, от души целуя волосы и шею девушки. — В следующий раз будь любезна: встреть меня в строгом платье в пол, с горячим ужином, целуй руки и ничего не говори и не делай, пока не разрешу.

— О, теперь я слышу истинного эфиопского мужчину, а не рафинированного петербуржца, — усмехнулась Налия. — Что же, попробуй, приучи меня к такому!

— Ладно, — ответил Айвар, осматриваясь. Ему очень нравилась прелестная умиротворяющая обстановка кухни: шторы из органзы с видом раскаленной пустыни, над которой восходит багровое солнце, плетеный поднос с расписными чашечками и сахарницей, арабский узорный коврик на полу, лампа под бледно-фиолетовым абажуром, разрисованным веточками белой сирени, которую Налия привезла еще из Москвы.

Девушка поставила на столик блюдо с гренками, снова села рядом и погладила его ступни пальцами ноги с перламутровым педикюром, стилизованным под «змеиную кожу». Айвар взглянул на нее с неловкой улыбкой — Налия попала в точку, заметив, что порой он выглядел как скромный подросток с более искушенной подругой. Но на самом деле это была зрелая и мудрая деликатность, когда не все считаешь нужным выставить напоказ.

— А я все-таки даже сейчас медленно соображаю, не лучше, чем в четырнадцать. Хоть бы цветы по пути купил, или сладости какие-нибудь, — заметил парень сокрушенно. — Но уж в следующий раз непременно принесу.

Тут он еще больше замялся и добавил:

— Прости, я сегодня что-то все время невпопад говорю...

Налия посмотрела на Айвара с улыбкой, поняв, что его смутило в собственных словах. Она потерлась щекой о его плечо и сказала:

— Да что ты, Айвар, приходи сюда когда захочешь, а лучше вообще оставайся. Зря я, что ли, тебя так долго ждала?

— Ты же меня знала не таким, как сейчас. Я, если честно, не был уверен, что в нынешнем виде так же буду тебе нравиться.

— Могу тебя заверить: хоть ты и подрос, душа у тебя все та же, слишком ранимая для моего женского эгоизма. А ведь ты потрясающий мужчина, шикарный... Я бы даже сказала — благодатный. Такие в природе едва встречаются, и обращаться с ними надо соответственно. Вряд ли я заслуживаю того, чтобы ты так на меня смотрел.

Она испытующе поглядела на Айвара, но он понял ее слова и спокойно сказал:

— А может быть, я именно этого и хочу? Знаешь, есть у Гумилева такие ранние стихи — «Ягуар», «Маскарад», «Поединок»... Цитировать я их сейчас не буду, чтобы не выглядеть банальным, но там говорится о том, что поклонение единственной в своем роде прекрасной женщине, полная самоотдача ради одного ее взгляда — а больше порой ничего, — это высшая степень блаженства. Правда, ей еще надо побороться за то, чтобы мужчина счел ее такой, завоевать силой, красотой, колдовством. Ну, если хочешь, можно это назвать сумасшедшей концентрацией химических процессов в крови, исходящих от нервной системы. Я же все-таки медик, хоть и среднего звена, так что мне близки оба представления.

— Знаешь, не лучший образец для подражания, Айвар, тем более что у меня любимое стихотворение этого поэта — «Гиена», а там, если ты помнишь, речь идет о «преступной, но пленительной царице». Именно она для меня всегда была эталоном, а не диснеевские и даже не британские принцессы. Ужасно, да?

Они вели этот необычный разговор, между делом не забывая о гренках с медом и корицей, которые запивали густым маслянистым кофе.