– Не думаю, а знаю. – Она делает мне знак покружиться еще. – А также готова поспорить, что, когда ты наконец вернешься сюда, на этом платье будет не хватать пуговиц.
– Ну все, хорош! – Я устремляю на нее притворно сердитый взгляд и иду к двери.
Она только ухмыляется, щурится, и я смеюсь. И успокаиваюсь, чего она, собственно, и добивалась.
Это так странно. До этой недели я не видела Мэйси десять лет. Мы с ней были практически чужими. А теперь я не могу представить себе мою жизнь без нее.
– Не жди меня, ложись спать, – говорю я.
– Ну прям, – фыркает она. – К твоему сведению, мне будут нужны все детали. Все-все. Так что тебе, вероятно, придется быть особенно внимательной, чтобы ничего не перепутать и не пропустить.
– Само собой, – шучу я. – Я буду вести заметки. Чтобы ничего не забыть.
– Тебе кажется, что ты хохмишь, но я говорю серьезно. Такие заметки были бы крайне полезны.
Я закатываю глаза:
– Пока, Мэйси.
– Да ладно тебе, Грейс! Позволь мне немного пожить твоей жизнью, а?
– А почему бы тебе не найти Кэма и не пожить своей собственной жизнью?
Она на миг задумывается.
– Может, я так и сделаю.
– Вот и отлично. И тебе надо будет непременно надеть это красное платье. Ведь парни любят, когда девушка одета нарочито.
Она показывает средний палец и бросает в меня подушку, от которой мне едва удается увернуться.
– Какой горячий нрав, – подкалываю ее я и торопливо выхожу за дверь, пока она не решила швырнуть в меня что-нибудь посущественнее подушки. Или, кто знает, напустить на меня какие-нибудь чары, от которых у меня выпадут все волосы. Ведь я как-никак живу вместе с ведьмой.
Мои ладони потеют, сердце учащенно бьется, пока я иду в башню. Возможно, мне все-таки следовало пойти туда сразу же после окончания уроков, как я и хотела, потому что приготовления – волосы, макияж, выбор платья – дали мне чересчур много времени для раздумий.
И для того, чтобы занервничать.
Что нелепо. Ведь это Джексон. Он видел, как я упала с дерева, видел, как я чуть не истекла кровью. Он спасал меня уже несколько раз. Он видел меня, когда я выглядела хуже некуда, – так почему я так отчаянно хочу, чтобы он увидел меня во всей красе? Ведь не думаю же я, что ему действительно есть дело до того, что я уложила волосы и надела туфли на высоких каблуках.
По дороге в его комнаты я говорю себе все это – и даже верю тому, что говорю. Но когда я стучу в его дверь, у меня все равно дрожат руки. И колени.
Джексон открывает с умопомрачительной улыбкой, которая, едва он видит меня, сменяется полным отсутствием выражения. Совсем не такой реакции я ожидала после того, как потратила два часа на приготовления.
– Я что, пришла слишком рано? – спрашиваю я, почувствовав вдруг острый дискомфорт. – Если хочешь, я могу уйти и вернуться позже…
Я осекаюсь, когда он сжимает мое запястье и тянет меня в комнату – и в свои объятия.
– Ты выглядишь потрясающе, – шепчет он мне в ухо, крепко обняв меня. – Ты такая красивая.
И напряжение тут же уходит, как только его тело прижимается к моему.
Как только я вдыхаю его аромат – аромат апельсинов и снега.
Как только ощущаю его силу.
– Ты тоже выглядишь классно, – говорю я. И так оно и есть, он смотрится клево в своих рваных джинсах и ярко-синем кашемировом свитере. – По-моему, сейчас я впервые вижу тебя не в черном.
– Ага, но пусть это останется между нами.
– Само собой. – Продолжая обвивать руками его талию, я поднимаю глаза и улыбаюсь ему: – Зачем мне подрывать твою репутацию нереально крутого парня?
– Что в моей репутации есть такого, что ты так озабочена ею?
– Просто все вокруг твердят мне, чтобы я держалась от тебя подальше. Что и немудрено – ведь я никогда еще не встречалась ни с кем, хотя бы отдаленно похожим на тебя.
Я поддразниваю его, но едва я произношу эти слова, как мне хочется взять их назад. Только сегодня утром он говорил, как беспокоится насчет того, что может причинить мне вред. Мне этот его страх кажется нелепым, ведь Джексон всегда был со мною так нежен, но сам он воспринимает его очень-очень серьезно.
И он действительно отстраняется от меня. Я пытаюсь притянуть его к себе опять, но его невозможно удержать рядом, если он того не хочет.
– Однажды я уже причинил тебе вред, Грейс, – говорит он, и в его голосе и глазах чувствуется сейчас полнейшая серьезность. – И я не допущу, чтобы это случилось снова.
– Во-первых, давай внесем ясность. Мне причинил вред не ты, а осколок стекла. А во-вторых, я точно знаю, что, когда я с тобой, мне не грозит никакая опасность. Я тебе уже говорила, что меня бы тут не было, если бы я думала иначе.
Секунду он всматривается в мое лицо, как будто пытается решить, правду я говорю или нет. Видимо, он приходит к выводу, что да, поскольку в конце концов кивает и обнимает меня снова. И на сей раз опускает голову и прижимает свои губы к моим.
Этот поцелуй отличается от нашего утреннего поцелуя, он легче, нежнее. Но он все равно проникает в самые глубины моего естества, зажигает во мне огонь, пробуждает все чувства, которые я питаю к нему и которые он, как я надеюсь, питает ко мне.