Жажда

– Ты себе что-то повредила, Грейс? – впервые вмешивается в наш разговор Мэйси, и мне становится неловко оттого, что я почти забыл, что она здесь. Впрочем, рядом с Грейс бледнеют все и вся.

– Да так, ерунда, – отвечает Грейс, но это звучит не очень-то убедительно. Тем более что она морщится с каждым шагом.

Я стискиваю зубы и не поддаюсь желанию отпустить замечание по поводу ее невероятного упрямства. И вместо этого спрашиваю:

– Что у тебя болит? – и взглядом даю ей понять, что я не сдвинусь с места, пока она не даст мне откровенный ответ.

Она пристально смотрит на меня, платя мне моей же монетой, но в конце концов все же сдается, испустив досадливый вздох:

– Лодыжка. Видимо, падая, я подвернула ее.

Выяснив, что с ней, я тотчас опускаюсь на колени и с максимальной осторожностью ощупываю через сапог ее лодыжку и ступню. Она выдыхает воздух, и меня, словно мощное течение, пронизывает осознание того, что я, пусть и ненамеренно, причиняю ей боль.

– Я не могу снять его с тебя, потому что тогда ты отморозишь ногу. Но скажи, когда я так делаю, тебе больно?

Она резко выдыхает, и я отдергиваю руку, злясь на себя за то, что причинил ей боль. И еще больше за то, что я позволил другим сделать ей больно, нанести вред.

– Может, мне сбегать за снегоходом? – спрашивает Мэйси. – Я быстро.

– Я могу идти, честное слово. Я в порядке, – говорит Грейс, но в ее голосе звучит беззащитность, которая читается и на лице.

Я бросаю на нее неверящий взгляд и, поскольку она явно не может ходить, подхватываю ее на руки. И стараюсь не обращать внимания на тот факт, что, прижимая ее к себе, я чувствую себя лучше, чем когда-либо прежде за всю мою столетнюю жизнь.

Если ты хочешь чувствовать себя хорошо, никогда не задавай вопрос злой вампирше – Джексон —

Я оказываюсь за пределами замка прежде, чем Грейс успевает спуститься хотя бы на одну ступеньку.

Я знаю, что мне, наверное, следовало бы остаться, но я не могу. Только не сейчас, когда у нее на шее красуются пластыри. А я знаю, что это с ней сделал я.

Я закрываю глаза на секунду – всего на секунду, – и воспоминания вспыхивают вновь. Землетрясение. Окно, взорвавшееся от напора моей силы. Мгновение, когда стекло рассекло шею Грейс.

Я никогда в жизни не испытывал подобного ужаса. Я редко чувствую страх – когда ты самый устрашающий экземпляр среди тех, кого называют нечистой силой, тебе не нужно беспокоиться насчет того, что замышляют против тебя твои собратья. Но когда я увидел, как стекло ударило в Грейс, когда ее кровь брызнула во все стороны, и я понял, что осколок рассек артерию… Да, сказать, что тогда я испытал ужас, – это ничего не сказать.

Следующие пять минут вспоминаются мне как в тумане. Я помню, как лизал ее горло, пытаясь остановить кровь, помню, как подхватил на руки и как бела и неподвижна она была, когда я мчался с ней к Мэриз.

Я едва не убил ее, потому что не мог контролировать себя.

Я едва не убил ее, потому что, когда она рядом, на меня обрушивается такая буря чувств, что я не могу запереть их в себе.

Я едва не убил ее, потому что, когда речь идет о ней, я становлюсь слабым. Таким слабым, что позволил энергии накопиться внутри меня и едва не совокупился с Грейс, даже не спросив ее разрешения.

Осознание этого научило меня смирению… и внушило страх. Я всю жизнь оберегал людей от ужасающей силы и ничем не сдерживаемого себялюбия моих родных. Но стоило мне провести три дня с моей парой – и я вдруг заставляю окна разлетаться на куски, сотрясаю землю и едва не совокупляюсь с ней, даже не объяснив ей, что к чему.

О чем я вообще думаю, черт возьми?

Но в том-то и дело – я вообще ни о чем не думал с тех самых пор, как спустился по лестнице и увидел Грейс, стоящую возле того шахматного столика. Начиная с того момента в моей голове имелась только одна мысль – как сделать ее моей. И теперь она уже два раза чуть не погибла – и все потому, что я не могу в достаточной мере взять себя в руки, чтобы защитить ее – уберечь ее, – хотя я и должен это сделать.

Но какова альтернатива нашему пребыванию здесь? Сбежать, оставив Кэтмир – эту школу для отпрысков самых могущественных монстров в мире – прямо теперь, когда мы стоим на пороге еще одной войны? Притом такой войны, главный толчок которой дала моя собственная семья?

Или сделать так, чтобы уехала Грейс? В первый день после ее приезда я уже пытался это сделать, почти что приказав ей убраться отсюда, поскольку хотел ее так, как никогда ничего не хотел, – и с каждым днем это чувство только растет. Она не уехала, когда я сказал уехать, потому что не могла, потому что ей некуда уезжать.

Потому что ее место здесь, в Кэтмире, рычит голос внутри меня. Потому что она принадлежит мне.

Потому что она моя пара. Моя пара.

Даже теперь, когда прошло уже пять дней, я не могу избавиться от изумления и ужаса, которые порождают во мне эти слова.