– Не говори так. – Она мгновенно убирает руку с моего плеча и хлещет ею меня по затылку. – Ты сделал для нашего племени больше, чем кто-либо другой за последнюю тысячу лет. Гордись этим. А также тем, что ты нашел свою пару.
– Значит, ты знаешь, зачем я здесь.
– Я знаю, что об этом думаешь ты сам.
Я отвожу глаза и в конце концов упираюсь взглядом в россыпь полевых цветов того ярко-розового оттенка, который я до самого своего последнего вздоха буду ассоциировать с Грейс.
– Как же мне это сделать? – вопрошаю я, и мое горло сжимается еще больше.
Я едва могу дышать.
– Как тебе сделать ее своей? – Ее брови идут вверх.
– Ты же знаешь, что я не об этом. – Я сжимаю кулаки и притворяюсь, будто этот разговор не вызывает у меня желания то ли стукнуть по чему-нибудь кулаком… то ли блевануть. Или же сделать и то и другое.
Она тяжело вздыхает:
– Есть один способ.
– Какой?
– А ты уверен? Если ты это сделаешь, обратной дороги не будет. Восстановить то, что разорвано, нельзя.
– Восстанавливать я не захочу, – сквозь стиснутые зубы говорю я.
– Ты не можешь этого знать. – Она машет рукой, и луг превращается в комнату Грейс. Грейс лежит на кровати, свернувшись в клубок, и читает что-то на своем телефоне, пока вокруг нее порхает Мэйси. Она выглядит прекрасной и хрупкой, и более всего на свете мне хочется ее обнять. Я ничего так не хочу, как защитить ее от всего… даже если это самое все включает в себя и меня самого. Особенно если окажется, что так оно и есть.
– Найти свою пару – это великое счастье, – продолжает Кровопускательница. – А то, что ты нашел ее, будучи таким молодым, это редкая удача. Зачем же тебе отказываться от этих уз, если ты не обязан их рвать?
– Они уже сейчас охотятся за ней. Я еще не знаю почему, но она стала пешкой в какой-то игре, в исполнении какого-то плана, суть которого мне не известна. Ниспровергнуть вампиров? Развязать гражданскую войну, которой я так стараюсь не допустить? Отомстить за то, что сделал Хадсон? Не знаю. Но я знаю, что не могу допустить, чтобы она пострадала из-за тех решений, которые принимал я и которые не имеют к ней никакого отношения.
Я говорю совершенно искренне, но мне от этого не легче. У меня никогда не было ничего, принадлежащего мне, – об этом позаботилась моя мать. А теперь я нашел Грейс. Она предназначена мне. Но я не могу позволить себе взять ее, если это будет означать, что с ней произойдет что-то дурное, произойдет из-за меня.
– Ты же знаешь, что в нашем мире она никогда не будет в безопасности, и тебе известно, что они убьют ее просто затем, чтобы заставить меня страдать.
Кровопускательница взмахивает рукой, и мы снова идем по летнему лугу. Мне приходится закусить губу, чтобы не начать просить ее вернуть Грейс, меж тем как она отвечает:
– Да, я знаю, что они попытаются это сделать.
– И в конце концов им это удастся. – Я говорю это для того, чтобы напомнить об этом не только ей, но и себе самому. – Так бывает всегда.
– Не всегда. – Она бросает на меня лукавый взгляд, призванный напомнить, что произошло год назад. Как будто мне надо об этом напоминать. – Имей хоть немного веры.
Я фыркаю:
– Веры в себя?
– В себя и в свою пару.
– Я верю в Грейс. Но она человек. Она уязвима. – Я вспоминаю, как из нее хлестала кровь, вспоминаю глубокие порезы на ее шее и плече. – И хрупка.
Она смеется:
– Мы все более или менее хрупки, мой мальчик. Это свойственно тем, кто жив. – Она тычет в меня пальцем. – Знаешь, твоя Грейс еще может тебя удивить.
– О чем ты? – спрашиваю я. Затем, устав от ее загадок и предвзятых советов, не удерживаюсь и говорю: – Неужели ты не можешь просто объяснить мне, что имеешь в виду? Неужели ты не можешь просто сказать, что делать?
– Никто не может говорить тебе, что делать, Джексон. Это твоя главная сильная сторона и главная проблема, и так было всю твою жизнь. Зачем же менять это сейчас?
Во мне вскипает раздражение, перебарывающее последние остатки моего напускного спокойствия.
– Черт возьми! Мне просто нужно узнать, как разорвать узы сопряжения.
Когда она улыбается на этот раз, становятся видны острые, как бритва, зубы.
– Будь осторожнее, говоря со мной, мой мальчик. Я привязана к тебе, но это вовсе не значит, что я не выкачаю из тебя всю кровь, чтобы полакомиться ею в день зимнего солнцестояния. Если мне не изменяет память, у тебя весьма приятный вкус.
Это старая угроза, и ни я, ни она не обращаем на нее особого внимания. Но я все же замолкаю, потому что эта угроза подразумевает другую, состоящую в том, что Кровопускательница не станет мне помогать.
Несколько минут мы идем молча, пока я не начинаю психовать от нетерпения. Только после этого она берет меня за руку.
– Это расскажет тебе, как сделать то, чего ты хочешь достичь, – говорит она мне, вложив в мою ладонь сложенный листок бумаги и согнув мои пальцы.
Я хочу спросить ее, откуда взялся этот листок, но правда заключается в том, что мне все равно. Это уже неважно, ведь теперь у меня есть средство спасти Грейс.