Жажда

В скором времени у Анны состоялся разговор с Думитру. С ним ей всегда удавалось столковаться. Нерешительный и робкий, он и на этот раз с готовностью принял ее предложение. Решили обрабатывать землю сообща, и за это Анна обещала, что Эмилия позаботится о Митруце, сыне Думитру, и если только тот захочет, его пошлют учиться на учителя или священника. Мальчик был смышленый, живой и с шести лет уже помогал по хозяйству — пас гусей, коров.

Когда Эмилия окончила Педагогическое училище, в доме произошел крупный скандал: девушка хотела продолжать учебу, чтобы стать преподавательницей гимназии и остаться в городе. Анна воспротивилась этому, возмущенная, что дочь осмеливается высказывать собственное мнение.

— Мало тебе, что ты станешь учительницей в Лунке? Хватит с тебя и этого!

— И не подумаю хоронить себя в этой грязи! Пойми наконец, мама, что прошло время командовать мной! Продай мою долю земли и отдай мне деньги!

— Какую долю? — всплеснула Анна руками.

— Как это какую? Да ту самую, которую ты обязана отдать мне, когда я выйду замуж!

Анна рассмеялась.

— Пока я жива, у тебя не будет никакой доли. Слышишь, никакой!

Эмилия расплакалась, и Анна попыталась ее успокоить:

— Не будь дурой, Милли. Для дочери свинопаса и этого достаточно — будешь сельской учительницей.

— Папа был управляющим, — взвизгнула выведенная из себя Эмилия. — Почему ты так любишь унижать его?

— Нет, дорогая, — спокойно покачала головой Анна, — я и твой покойный отец были только слугами. И хватит попусту болтать. Будешь учительницей здесь, на селе, и позаботишься о Павле.

Эмилии пришлось покориться, но она никогда не могла простить этого матери, даже после того как вышла замуж и дела ее пошли хорошо. Позже, когда Анна видела дочь счастливой, она время от времени спрашивала ее с робкой старческой улыбкой:

— Ну, скажи, неужто тебе лучше было бы в городе? Посмотри, всего у тебя вдоволь!

— Ты уж помолчи, мама! — резко обрывала ее Эмилия и сразу мрачнела, вспоминая о всех радостях, которые сулил ей город, хотя и сама не представляла, что это за радости.

Старшая дочь Аннуца вышла замуж за служащего железной дороги. Она обвенчалась не по своей воле, а, скорее, по настоянию матери, имевшей на этот счет свои соображения.

— Послушай, доченька, — сказала она ей после свадьбы. — Вам, горожанам, земля ни к чему. Земля требует ухода, а иначе от нее один убыток. Твою часть я продам и пришлю тебе за нее деньги, сделать это я сумею получше, чем ты.

Анна продала два с половиной югэра, и, хотя выручила довольно большие деньги, ей все же казалось, будто она отрезала себе руку. Старшей дочери она послала лишь три четверти денег, а остальные отдала Эмилии, чтобы смягчить ее, — очень уж та была злопамятной и упрямой.

— Горожане сорят деньгами… А мы должны купить еще земли, чтобы вернуть то, что потеряли из-за Аннуцы.

Из заработной платы начинающей учительницы Эмилия каждый месяц покупала себе платья и туфли, и Анна радовалась, любуясь красивой дочерью.

В Лунку назначили нового директора школы Джеордже Теодореску. Это был высокий ладный парень лет девятнадцати. Каждый вечер Эмилия рассказывала матери, какой он энергичный, работоспособный, знающий и как уважают его остальные учителя, старшие по возрасту. Анна отмалчивалась; в ее намерения входило выдать Эмилию за врача Хэлмэджяну из Зеринда. Лысый, толстый и вечно пьяный, холостяк Хэлмэджяну хорошо зарабатывал, обирая, насколько возможно, свою обширную клиентуру, разбросанную по всем селам волости. Раз в месяц Хэлмэджяну появлялся в Лунке, и Анна делала все возможное, чтобы залучить его к столу. Ей было известно, что лекарь живет со своей прислугой и прижил от нее двух детей, но надеялась, что ему понравится красивая, свежая девушка, да притом образованная. Но когда она попыталась заговорить с Эмилией о своем намерении, та побагровела, накричала на нее, разбила несколько тарелок и пригрозила, что, если мать еще раз заговорит об этом «сатире», она сложит вещи и уедет из села. Мать с дочерью не разговаривали после этого почти две недели. Эмилия первой нарушила молчание.

— Мама, — повелительно сказала она. — Этот бедный Теодореску живет в ужасных условиях. Стал худой как щепка… Не взять ли нам его к себе постояльцем?

— А что скажут люди? — забеспокоилась Анна.

— Это мне безразлично…

— Делай как хочешь… А где он спать будет?

— В большой комнате… Мы с тобой как-нибудь потеснимся. Я скажу ему сегодня же.

Анне даже пришлась по душе решительность Эмилии, но она все еще не отказалась от своих намерений насчет Хэлмэджяну.