Жажда

– Нет, – отвечает Эрик, начиная этим нравиться мне одновременно еще больше и еще меньше. Меньше, потому что сейчас он кажется непрактичным и мягкотелым, и больше, потому что может себе это позволить.

– Ты хорошо выглядишь, – отмечает он, оглядев меня с ног до головы, и мне приятно от того, что меня так пожирают глазами – ведь я нарядилась специально для него, и теперь он может одним взглядом срывать эти покровы.

– Ты тоже. Как работа?

– Я не хочу говорить о работе. Ты хочешь?

– Пожалуй, нет.

– Где же это вино? – спрашивает Эрик, и тут между нами вклинивается официантка, которая наливает ему немного на пробу. Он крутит бокал и нетерпеливо втягивает вино сквозь зубы.

– Давайте, – разрешает он, внимательно наблюдая за тем, как девушка доливает остаток. Затем он отсылает официантку взмахом руки и делает большой глоток. – Я немного нервничаю, извини, если выгляжу… – Эрик отпивает еще вина и сосредотачивает все внимание на моем лице.

– Все в порядке, – успокаиваю его я, но мой ответ звучит несколько снисходительно. Он пристально смотрит на меня и одним глотком опустошает бокал, а это еще нужно изловчиться, учитывая, как щедро ему налили. Официантка возвращается и смотрит на Эрика большими восхищенными глазами.

– Можно мне еще немного? – спрашиваю я, когда замечаю, что мой джин с тоником состоит, главным образом, изо льда.

– Хорошая идея, – соглашается Эрик, и мы налегаем на джин с тоником. Это помогает расслабиться достаточно, чтобы заговорить о политике, но я больше помалкиваю. Я знаю, что по самым общим – и наименее спорным – идеологическим пунктам мы совпадаем: женщины – это люди, расизм – это плохо, Флорида окажется под водой через пятьдесят лет, но у него еще есть возможность вспомнить, как понравился ему «Атлант расправил плечи». Что поделать, даже с лучшими из мужчин всегда жди сюрприза. Я заказываю еще бокал, и Эрик замолкает.

– Может, ты хочешь поговорить о чем-нибудь другом?

– Почему?

– Ты выглядишь слегка напряженной, – говорит он, касаясь моего колена под столом.

– Ты заметил, как на тебя смотрит официантка?

– Не обратил внимания, – отвечает он, засовывая руку мне под платье.

У нас не самый уединенный угол, но я не хочу, чтобы он останавливался. Я делаю еще глоток, пока он проводит ладонью по внутренней поверхности бедра.

– Стало быть, мы дошли до второго свидания.

– Да.

– И ты хочешь продолжить?

– Да, – отвечаю я, хотя и не вполне понимаю, что именно он имеет в виду.

– Я хочу выложить карты на стол, – начинает Эрик, убирая руку из-под моего платья. – У меня налажен быт. Я женат на одной женщине вот уже тринадцать лет, и могилы у нас рядом.

– Разумеется. – До меня доходит, что сейчас мы говорим серьезно, а у меня все еще задрано платье. Он вытаскивает листок бумаги и распрямляет его.

– И для того, чтобы встроить что-то новое в мою жизнь, во все эти… – Он кидает взгляд на листок. – Супружеские отношения, нужно установить какие-то границы.

– Конечно.

– И эти границы должны быть установлены как можно раньше. Потому что… – Он хватает меня за руку, и это выглядит отрепетированным жестом. – Я думаю, что нам следует продолжать наши встречи. А ты как считаешь?

Я считаю, что тринадцать лет без свиданий сделали его до такой степени уязвимым, что воспользоваться этим было бы попросту неэтично. И тем не менее.

– Да, определенно, следует продолжить.

– Тогда – о правилах. – Он смотрит на листок бумаги. Я слежу за его взглядом, забираю у него бумажку и в первый раз встречаюсь с его женой.

– Это написала твоя жена, – говорю я, пробегаясь по списку из того, что видимо, было словами. Листок уже весь измят, как будто его много раз складывали и разворачивали.

– У нее ужасный почерк, да? – спрашивает он, и когда я перевожу взгляд с записки на него, я вижу Эрика, мужчину, который привел меня в парк развлечений. Он улыбается, и эта маленькая жестокость повисает между нами в воздухе. Я вижу, что ему немного не по себе от этих слов, и он облегченно выдыхает, когда я улыбаюсь в ответ.

– Это даже на английский не похоже, – замечаю я и мысленно подвожу итоги месяца, который мы провели, следуя правилам: во-первых, к моему огромному сожалению, второе свидание не заканчивается сексом. За всю ночь я съедаю только пару кусков хлеба, запивая их джином. После бара мы выходим в темноту ночи и пристаем друг к другу в парке. Тот факт, что мы оба во мраке словно тени, провоцирует нас на откровенность, и я рассказываю ему, что иногда на выходных лежу на одном месте и не двигаюсь, пока мне не приспичит в туалет или не пора будет на работу, а он говорит, что стерилизован, и мы смеемся, потому что правило первое гласит: мы не можем заниматься незащищенным сексом. Но, отсмеявшись, Эрик замыкается в себе, чему способствует еще и количество выпитого, и мы смотрим, как через полночный Вашингтон-Сквер проплывает невеста – ее платье и вуаль отливают голубым в рассеянном свете фонарей, – и я думаю о его жене, гадая, правша ли она, переживает ли из-за своего почерка, или она такая красивая, что об этом ей беспокоиться не приходится.