Жажда. Фокс Малдер похож на свинью

Всегда было интересно: какие люди идут туда работать? Родители приехали в Москву по лимиту. АЗЛК или какой-нибудь завод по ремонту радиоприемников. Лет двадцать назад. Родственникам в письмах: мы теперь москвичи! Когда пишешь — даже самому приятно. С этого и начинаешь письмо. Но в гости посмотреть на сынишку — не зовешь. Потому что общага. И потому что надо приютить. И не на одну ночь. Не скажешь ведь: приезжайте, у нас тут такое метро! Покатаемся на эскалаторе, а к вечеру мы вас обратно на поезд посадим. Что дома скажут? «Да какие вы москвичи? Общага, блин, чуть не в Химках. Лимита!» Сами бы тут попробовали. А мать пишет: приезжайте на внучиков посмотреть. У брата давно уже трое. Мы осенью зарезали кабана. Сала хоть немного возьмете. А Витька все пьет. Трудно у вас в Москве-то там со свининой? На конверте обратный адрес — деревня Звизжи. А в конце письма, как всегда: «Досьвидания». Слитно и с мягким знаком. И что будешь ей отвечать? Подарков одних надо везти — никакой зарплаты не хватит. Поэтому в итоге проходят все эти двадцать лет. И вот АЗЛК дал квартиру. Две комнаты. Но мать уже умерла. И дядя Витя совсем спился. Значит, надо думать о сыне. Есть еще брат, но с ним как-то не по-людски. Приезжал лет восемь назад. Выпили и подрались. Сказал: и сын у тебя такой же. А какой? Нормальный. Время настало — пошел работать в милицию. Такая вот жизнь.

А тут подходим мы с Генкой, и Генка бьет его по лицу.

— Дураки вы, — сказала Марина. — С милицией драться.

— Не надо зеленкой, — сказал Генка. — Будет щипать.

— Вы же в Чечне воевали. А теперь зеленки боитесь. Подожди, не верти головой. Я тут вот сейчас помажу.

— Не надо зеленкой. Я же говорю — я ее не люблю.

— А кто любит? Знаешь, как у меня от нее дети визжат. Вас что, заставляли с милицией драться?

Но мы с ними и не дрались. Просто этот маленький мент сказал, что с моей рожей не по вокзалам ездить, а дома сидеть. Чтобы пассажиры не пугались. И Серегину фотокарточку у нас забрал. Тем более что у Генки паспорта с собой не было. Милиционер этот, в принципе, насчет моего лица просто пошутил.

Только Генка его юмора совсем не понял.

Но зато мы капитана нашли.

— Какого еще капитана? — сказала Марина, когда убирала со стола все медикаменты.

— Нашего. С которым мы ехали в бэтээре. После того как граната в броню попала, он на блокпост побежал. За пацанами. У него ноги были целые. Если бы не он, нас бы возле этого бэтээра снайперы положили. Все бы и остались там.

Марина вдруг застыла посреди кухни с чайником в руке и посмотрела на Генку. Потом она посмотрела на меня. Потом снова на Генку.

— Что? — сказал он. — Зеленкой мазать больше не дам.

— Как же это так? — сказала она. — Вы ведь совсем мальчики.

— Ну там с крыш тоже не девочки стреляют. Хотя иногда бывают и девочки… Мы однажды зачищали квартал, и я там на чердаке в одной школе…

Я сильно толкнул Генку ногой под столом. Он замолчал и уставился на меня.

— И что? — сказала Марина, наливая чай. — Что произошло в той школе?

— Ничего, — сказал он. — Не могли бы вы мне вот тут еще зеленкой помазать? Кажется, мы одну ссадину пропустили. А я пока насчет капитана вам расскажу.

Когда вошел отец, одной рукой она прижимала Генкину голову к своей груди, другой махала над ним в воздухе и при этом еще дула ему на лоб.

— Здравствуйте, — сказал отец. — Что это у вас тут такое интересное происходит?

— Привет, — сказал я. — Марина нас лечит.

— Лечит? — Лицо у него стало еще больше чужим. — А дети где?

Марина отпустила Генкину голову.

— Сейчас я их приведу.

— Здрасьте, — сказал Генка, потирая лоб.

— Что здесь произошло?

Он опустил свой «дипломат» на пол.

— Может быть, ты сначала разденешься? — сказала Марина.

Голос у нее тоже вдруг изменился.

— Константин, я жду объяснений. Константин, ты слышишь меня? Костя! — сказал отец.

Я его слышал. Точно так же хорошо, как тогда в машине. Ревнивая дура, сказал он ей. Ревнивая дура. Кому ты нужна со своей ревностью? Сидишь, как синий чулок, когда вокруг все веселятся. А мать смотрела на него и молчала. Хотя она тоже слышала его хорошо. Только подбородок начал подрагивать.

— Ты меня слышишь, Костя?

— Я тебя слышу. Не надо на меня орать.

— Что? Что ты сказал?

— Я сказал тебе, чтобы ты заткнулся.

Марина резко повернулась ко мне и схватила меня за руку.

— Костя, подожди!

— Нет, нет, Марина, отойди от него! Что ты сказал мне, сын?

— Я тебе не сын. Твоего сына убили в Грозном, когда сгорел наш бэтээр. Я другой человек. Тот пацан, который боялся тебя, остался в том бэтээре.

— Подождите, вы оба! — Марина бросалась то к нему, то ко мне. — Николай! Просто ребята подрались с милицией. У них отобрали фотографию того мальчика, которого они ищут. Как его зовут? Я не помню! А потом их выручил тот капитан. Помнишь? Костя рассказывал, что он с ними в Грозном вместе ехал в тот день, когда все случилось. Он работает в милиции на вокзале. Там увидел ребят, но их милиционеры уже побили. И еще он им обещал помочь найти этого мальчика. Я не помню, как его зовут!

— Сергей, — сказал Генка. — Мальчика зовут Сергей. Только он давно уже не мальчик.