Жажда любви

Она вскочила и прижала руку к сердцу.

Они молча глядели друг на друга, неподвижные в лучах заходящего солнца. Старый кедр невозмутимо осенял их своими ветвями.

— Я приехал, — сказал, наконец, Жюльен дрожащим голосом, — я приехал...

— Вы больны, — беззвучно прошептала Сара, — вы выглядите совсем больным...

Жюльен сделал нетерпеливое движение, в котором выражалось его глубочайшее презрение к такой мелочи, как состояние здоровья. Потом сделал еще шаг по направлению к Саре; теперь они были совсем близко друг от друга.

— Сядьте, — слабо попросил он.

Сара повиновалась.

Его появление в Клаверинге, — она была уверена, что он в Африке, — наполнило ее душу смятением. Сердце безумно билось в ее груди. И хотя она и не смотрела на Жюльена, от нее не ускользало ни одно из его движений.

— Зачем вы приехали? — спросила она наконец тоскливо.

Он подошел к ней еще ближе.

— Зачем? — И тишина мирного летнего вечера вздрогнула при звуках этого вопроса. — Зачем? Вы не догадываетесь? Вы готовы приписать мне все самое худшее? Я знаю, что заслужил это своим поведением во время нашей последней встречи... вы не можете думать обо мне иначе... Я молю вас только об одном: выслушайте с доверием мою исповедь... Я знаю, что вам трудно будет поверить... все это так невероятно... В дороге я все время искал убедительных слов... их нет для такой невероятной, фантастической вещи... И все-таки то, что я вам скажу, — святая правда...

Он умолк на мгновение.

— Святая правда... — повторил он с безнадежным отчаянием.

Он упал перед Сарой на колени и поднял на нее безумно блуждающие глаза. Голос его стал прерывистым.

— Вы поверите мне? Вы окажете мне эту последнюю милость?

— Я постараюсь...

— Сара, я ничего, решительно ничего не знал!

Он глядел на нее умоляюще.

— От меня все скрыли. Сначала я был болен, как вам известно, долго был без сознания, а потом — под влиянием наркотиков. Я поверил той версии, которую мне предложили, а именно, что Кэртон ранил меня, а отец увез в автомобиле. О процессе я в первый раз услышал, когда все было кончено, и не видел ни одной газетной статьи по этому поводу. Только недавно я узнал правду от Колена и немедленно поехал к вам... Я убил Кэртона, и вы отбыли наказание за мое преступление... Я немедленно еду в Париж... Сара, я знаю, что мне никогда не расплатиться с вами, но перед Богом я отчасти расплатился в эти последние дни. Ведь я потерял свою честь, уважение к самому себе, право на жизнь и даже на смерть! Ваша жертва громадна, но, поверьте, я тоже был жертвой. Мое низкое поведение в тот вечер было вызвано отсутствием веры в вас или, если хотите, уверенностью в вашей измене... Я жестоко наказан теперь... вы сами видите... Неужели мои страданья не искупят в ваших глазах мой проступок?

— Не будем говорить об этом, — сказала Сара. — Прошлого не воротишь, оно умерло... Я не ожидала от вас такого отношения, но, конечно, оно имеет свои оправдания... Во всяком случае, искуплений было достаточно... Вот почему вы должны молчать... Нет надобности поднимать это дело.

— Я должен, — страстно возразил Жюльен. — Как мне жить, ежеминутно сознавая, что я обязан вам своим преуспеванием в жизни, покоем и добрым именем? За кого вы меня принимаете, если думаете, что я способен укрываться за спиной женщины, за вашей спиной? Боже мой, когда я вспоминаю мои подлые намеки на вас и Кэртона в тот вечер, все те оскорбления...

Сара старалась остановить поток этих безумных, бессвязных слов, в которых звучало жалкое самоунижение.

— Замолчите, замолчите, — шептала она, и ей, наконец, удалось заставить его умолкнуть.

Теперь ей было необходимо все ее самообладание, чтобы добиться того, чего она хотела.

Она отвернулась, чтобы не смотреть на Жюльена; алый отблеск зари упал на ее лицо.

«Я добьюсь своего», — подумала она решительно, стараясь превозмочь душевную слабость и волнение, которые вызывала в ней близость Жюльена.

— Вы не должны этого делать, Жюльен, — заговорила она, наконец, умоляюще протягивая к нему руки. — Ради меня, единственно ради меня, вы не должны этого делать! Ведь возобновление процесса было бы возобновлением сплетен и пересудов. Неужели вы хотите снова подвергнуть меня этой пытке?

— Я сумею избежать этого, — возразил он мрачно. — Пусть кто-нибудь попробует...

— Но даже если и так, ваша карьера, единственный смысл вашей жизни, будет разбита. Очистив меня, вы погубите самого себя. А ведь в сущности мне ничего не нужно... То, во имя чего я страдала... даже это оказалось ничтожным... Если бы вы только знали, какой ничтожной кажется мне жизнь! — добавила она безнадежно.