Наконец копыта полубога коснулись соленой воды, грязной от свидетельств катастрофы и только тогда Кенариус позволил себе дать волю чувствам. Воздух прорезал полный ярости крик, а в стороны ударили корни деревьев. В следующую минуту полубог стал оком бури, вокруг которого буйствовала стихия. Кенариуса переполняла ярость от осознания того, что он оказался так слеп и не распознал угрозы. Ведь сам видел тот артефакт, но даже и не подумал о его истинном назначении. Ему и в мыслях не могло прийти, что найдется безумец, что решится на подобное. Как же он был глуп!
Нет, само уничтожение Источника нисколько не трогало полубога. И даже могло принести некоторую пользу, однако понимание того, как много доверившихся ему живых существ погибло в результате катаклизма приносило невероятную боль. Сначала была битва в низинах Нирна, где пали десятки тысяч его созданий, любимых дочерей и учеников, а теперь новая катастрофа, уничтожившая большую часть оставшихся в живых существ. И более всего приводило в ярость то, что он не знал и никогда не узнает, кто стал причиной катастрофы, кто воздействовал на артефакт? Один из Аспектов? Их приближенных? Кто-то третий, о ком он даже не догадывается? Сможет ли он когда-нибудь узнать истинного виновника?
Сейчас необходимо было позаботиться об остатках верных ему разумных. Тех, кто не участвовал в войне и ушел на запад Калимдора, на землю, что не затонула в катаклизме, и тех немногих, что смогли спастись. А еще следует проследить за тем, чтобы эльфы не выбрали старый путь развития. Пусть эта катастрофа была трагедией — нельзя упустить свою выгоду в ней.
Выпустив накопившиеся эмоции, Кенариус направился в сторону лагеря. Необходимо было проследить за тем, как Малфурион подаст произошедшие события. А еще наконец поблагодарить того дракона, что спас его жизнь.
***
Город Джеденар, ставка армии калдораев. 2 день после раскола мира.
Что чувствуют разумные после величайшей катастрофы в истории мира? После события, оборвавшего жизни даже не тысяч, а миллионов живых существ, стершего с лица земли города и селения, погрузившего под воду родные земли и ударившего при этом нестерпимой жаждой, жаждой магии? Что они чувствуют, осознавая, что вечность потеряна, что их дети обречены умереть всего спустя несколько десятилетий жизни и что святыня, хранившая их тысячи лет, уничтожена?
Должно быть они испытывают страх, отчаянье, слабость и может быть что-то еще, столь же мерзкое, вот только Майев Песнь теней не собиралась поддаваться этим чувствам и другим не намерена была позволять. Она шла по улице города и каждый, на кого падал ее взор, спешил приступить к работе, боясь ее гнева и мигом забывая о всех своих несчастьях.
Тяжелые, покрытые царапинами доспехи, уверенная поступь и высоко поднятая голова — каждая черта в облике жрицы несла в себе уверенность, твердость, непоколебимость, и она была очень рада, что никто не мог заглянуть к ней в душу. Ведь там жило беспокойство за одного несносного эльфа, судьба которого была ей неизвестна. Однако абсолютная вера в Богиню и ее защиту позволяла сохранять твердость несмотря ни на что.
Спокойный шаг Майев оказался прерван, когда на пути ее оказался сидящий в пыли калдорай, смотрящий вдаль потерянным взором. Зрелище, памятное жрице еще по Киринору, городу с которого начался ее путь в войне с демонами. И еще с тех времен она ненавидела подобное состояние у эльфов.
— Я могу тебе помочь? — произнесла она холодным, почти ледяным тоном. Таким, что даже погруженный в отчаянье эльф не смог ее проигнорировать.
— Чем ты можешь помочь мне? — спросил мужчина, посмотрев на жрицу снизу вверх и даже не совершив попытки подняться.
— Я могу прервать твои мучения и подарить быструю смерть, — ответила Майев, и сам тон ее говорил о том, что сказанное не было шуткой.
— Смерть? Но я ведь…
— Тебе было позволено жить на этой земле, хотя множество более достойных эльфов умерли, но вместо того, чтобы воздать должное Богине за ее милосердие, ты словно червь валяешься на земле и упиваешься горем. И раз уж ты отвергаешь дар Богини, я верну его ей обратно!
— Дар, дар? Зачем мне нужен этот дар, если мой дом разрушен, а близкие мертвы? — прокричал эльф, и попытался подняться на ноги, однако сделать это он не успел.
Кулак жрицы, маленький, но отменно твердый, ударил мужчину в живот, опрокидывая его на землю, и прежде чем эльф успел прийти в себя, к горлу его оказался приставлен чакрум.
— Если ты желаешь умереть, если хочешь сбежать, словно трус, я могу помочь в этом тебе здесь и сейчас. Однако если ты не готов уйти из этого мира, то живи достойно, в память о тех, кто умер. Только так и никак иначе! — Жрица не намерена была входить в положение, не считала нужным смягчать свои слова и вполне готова была выполнить свою угрозу, впрочем она также чувствовала, что это не потребуется. — Итак, каким будет твое решение?
Мужчина думал долго, действительно долго, колеблясь с ответом, и только сдвинутый к горлу чакрум поторопил его с выбором.
— Я хочу жить, — хрипло произнес он, и лезвие тотчас перестало касаться кожи.