Жажда мести

Волгин еще некоторое время стоял в коридоре и увидел в окно, как из университета торопливо выскочила Козобкина. Ей так шла обтягивающая бедра черная юбчонка и ослепительная белая кофточка, соблазнительно обтягивающая бюст, поверх которой была наброшена ярко-оранжевая толстая кофта. Она стремительно, как бы не замечая никого, но в то же время отмечая все вокруг себя, направилась к воротам.

Часть третья История человеческих чувств

I

Прошло три месяца с тех пор, как студент Волгин защитился. Он уже получил диплом, снял с него копию, и со всеми необходимыми по такому случаю документами по совету Дрожайшего отдал в отдел аспирантуры. В планы Волгина входило признание его диплома диссертацией и присвоение ему звания доктора наук. Профессор со своей стороны сделал все возможное: получил несколько отличных рецензий, завизировал оценку доклада Волгина на ученом совете у академика Белобровского и при случае упоминал, что академик Белобровский отметил значительность и актуальность доклада молодого соискателя. И что в свете решений двадцать второго съезда партии стоило бы подумать о выдвижении молодых научных кадров. Все кивали и поддерживали Дрожайшего. Но дело с места не сдвинулось, и данное обстоятельство тревожило профессора.

А что делал полковник государственной безопасности на заседании ученого совета? Свинцов сидел в тени; лицо его можно было увидеть, лишь хорошенько присмотревшись. Волгин все-таки узнал его и покрылся холодным потом. Не случайно на ученый совет пожаловал полковник Свинцов. Говорить или нет о своих догадках Дрожайшему? Он понимал, тот перепугается и — на этом все кончится. Но неужели академики, профессора, ректор, наконец, меньше значат, нежели один полковник КГБ?

Прошло три месяца прежде, чем он понял, почему на ученом совете присутствовал полковник Свинцов.

* * *

Сосед Волгина по комнате Иван Мизинчик спал, сытно посапывая, отвернувшись к стене, поджав под себя ноги в синих носках. Он спал всегда, стоило ему прислониться щекой к подушке, как тут же им овладевало дремотное ощущение покоя, и он сразу засыпал. Волгин выждал некоторое время и разбудил его.

— Послушай, что ты все время спишь?

— А что такое? — удивился Мизинчик, поворачивая свое криворотое лицо к нему, потягиваясь и отходя ото сна.

— Скажи, если, Вань, появился на защите человек, который тебя не любит, и более того, питает к тебе ненависть, что означает сие?

— Дурак только не знает: помешать тебе хочет, — отвечал просто Мизинчик, протирая глаза, — А что? Ты ж защитился.

— Я защитился, но не в этом дело. Мне профессор сказал, что дипломная моя работа тянет на докторскую.

— И что же, Владимир? Если профессор сказал, то все нормально. От него все и зависит. Помешать может только полковник КГБ. Не меньше.

Волгин смотрел в окно. Мысли о полковнике Свинцове рождали в нем злость, и в то же время желание действовать. Он уже не рад был, что завел разговор с Мизинчиком, мелким и жалким человечком, смыслом жизни для которого были сон и тарелка супа.

— Скажи, Ваня, ты ко мне попал случайно?

— Ты имеешь в виду комнату, в которой ты живешь, ну так комната не твоя, а государственная, — отвечал недовольно Мизинчик, натягивая штаны.

— Но если ты на заочном, то ты не должен жить в общежитии! — Волгин в упор смотрел на Мизинчика.

— Знаю. Вот и собираюсь переходить. А думаешь, у меня тут знакомые есть? Есть. Не скрою. Вот и молчи. Не устраивает? Меня все устраивает. Советской властью я доволен.

После этих слов Мизинчика Волгин окончательно убедился в своих предположениях.

— Ты откуда приехал? — спросил Волгин, прикидывая в уме, что со стукачами надо быть поосторожнее.

— А что? Из Рязани. Не нравится город?

— Я в Рязани никогда не был, а что мне нравится или не нравится, это уж не твое дело, — отвечал Волгин.

— Между прочим, мог бы давно спросить, — хохотнул Мизинчик, — а то все по бабам, да по бабам. Человек живет рядом, живая душа, а он даже не спросит. А я-то знаю, что ты из Хабаровска. К тебе вот ходит друг Борис, так жаловалась одна цаца на него.

— Кто такая?

— Да я не помню и какая, обыкновенная, — отвечал Мизинчик, ковыряясь в носу. — Все они на одну колоду. Что одна, что другая, что третья.

— Откуда ты-то знаешь? — удивился Волгин, присев на кровать.

— Была у меня одна, а вот, поди ж, стерва оказалась, изменила с одним татарином, попуталась, а потом давай плакать.

— И что?

— Я не прощаю в таких делах, строгим надо быть, — сказал он и засмеялся. — Поди ж, лярва какая была. Стаканчик подавала, губки целовала. Я знаю. Меня одни считают маленьким таким уродцем, как будто я ничего не могу, но я малый да удалый. Перочинный ножичек мал, а им с буйвола шкуру снимают. На маленькой сковородке можно зажарить всего буйвола, если жарить по маленькому кусочку. Правильно говорю?