Работаю же или трудом называем все те упражнения, которыя мы или ради себя или ради других предпринимаем.
В государстве нет ничего полезнее и нужнее трудолюбия и прилежания подданных: ничего же нет вредительнее лености и праздности. Леность лишает даже здравия. Кто долго проспал, тот не весело идёт на работу; пища же и питие никогда толь приятны не бывают, как по довольном движении. Любящий труд прилежен, а ненавидящий оный, ленив. Труд есть должность наша и твердейший щит против порока. Ленивый и праздный человек есть бесполезное бремя земли и гнилой член общества.
Довольствие есть склонность и старание, праведно приобретённым имением довольствоваться.
Убогой человек, которой тем, что имеет, доволен, гораздо счастливее богатого, который всегда более желает и никогда не доволен.
Многие уже сему примеры в свете бывали, что люди никогда более заботы не имели, как в то время, когда имение их умножилось.
Довольный человек не много себе желает, а поелику мало желает, то часто больше получает, нежели надеется; и так часто причину к нечаянной радости имеет.
Хозяйство называется склонность и старание доходы свои так располагать, чтобы всё нужное в доме нашем водилось.
В хозяйстве не довольно того, чтобы стараться о приобретении честнаго достатка; но надлежит и о том думать, чтобы приобретённое сохранить, и денег на ненужный вещи не тратить.
Сколько бы родительское наследство ни было велико, однако вскоре расточится, когда кто сохранять его не будет.
Бережливость называется склонность и старание имение своё или нажиток так располагать, дабы за всеми нужными издержками ещё нечто оставить и будущия ради нужды отложить.
Понеже мы будущих нам приключений знать не можем, чрез который мы или мнения нашего лишиться, или к приобретению потребнаго неспособны быть можем: того ради должность наша есть и о таковых приключениях помышлять и от настоящаго имения нечто зберегать, дабы в случае оных нужды не претерпеть.
Бережливый человек как от расточения, так и от гнусныя скупости удаляется.
Расточитель более проживает, нежели надобно, и сие есть порок; а скупой всегда более хочет скопить, нежели сколько ему без ущерба содержания своего, или благопристойности зберечь можно, и сие равным образом есть порок.
Расточением сами себя у других в подозрение приводим, что мы безразсудны; за скупость же почтут нас подлыми, да и пред самим богом ответ мы дать повинны, когда дары, кои от превелики» его благости прияли, в пользу нашу разумно употреблять не станем.
Глава пятая
О ТОМ, ЧЕГО УБЕГАТЬ ДОЛЖЕН ДОБРОДЕТЕЛЬНОЙ[629]
Кто о своём токмо покое и пользе печётся, хотя бы то и со вредом другаго было, и кто так разсуждает, тот мало друзей иметь может.
Как мы отнюдь не можем сами себе полнаго благосостояния доставить, понеже определены чрез дружеской токмо с прочими людьми союз благополучными быть; то и надлежит нам в разсуждении всякаго человека иметь такое поведение, какого мы сами от него взаимно ожидаем. Люди самих себя любят, того ради и нас любить будут, когда увидят, что мы пользу их наблюдать и желаниям их способствовать станем. Когда же усмотрят, что мы не обинуемся[630]
их оскорблять, тогда врагами своими нас почтут, и равное равным нам воздавать будут; и для того при всяком деле нашем весьма прилежно нам смотреть надлежит, каковое действие оно в сердцах ближних наших справедливо произвести может, дабы всякое злое последование рачительно предускорить.От гордости и спеси воображаем мы себе, что мы лучше других, и думаем, что другие нам много, мы же им не столько, или и совсем ничем не одолжены.
Гордость ведёт нас к ложному мнению, что мы отлично премудры, богаты, прекрасны и добродетельны, или но крайней мере в таковых преимущественных обстоятельствах, что другие ради того нас предпочитать долженствуют, и что мы того по праву от них требовать можем. Гордость пред всеми людьми мерзска, желаний своих не достигает и действительному приобретению воображаемых преимуществ препятствует.