Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Мемзер давно не спал, он просто лежал с закрытыми глазами, ждал. Для него все это было игрой. Ну что ж, пусть будет игра, он согласен. Это куда лучше, чем ее насупленное молчание. Она замкнулась, когда уже в вагоне, километрах в трехстах от Москвы, он между делом рассказал ей о маршруте. Они едут в Германию, в горный маленький городок. Там будет сюрприз, все собираются, вместе встречают Новый год. Такого еще не было: встреча друзей в Баварских Альпах, горный воздух, невероятная тишина, холодный рай... Никакого куршевельского пафоса – это место для фанфаронов и дураков. Хочешь засветиться, попасть в кадр, стать телевизионным и газетным шутом – поезжай во французскую клоаку. Там лягушатники целуют в зад, там дикие оргии, там орды торжествующих хамов, не научившихся никаким мало-мальски приличным манерам. Они поэтому и ездят туда каждый год. Куршевель – резервация российского быдла, для него здесь создан специальный микроклимат, в любом другом месте куршевельцы из России чувствуют себя неуютно и затравленно спиваются в отельных номерах.

Люди из круга Мемзера в хронику попадать не хотели. Настолько, что выбрали для встречи крошечный Гармиш-Партенкирхен. Настолько крошечный, что название этого городка было больше его самого. Гармиш – место для гурманов. Здесь бьется чинное немецкое сердце, усмиренное в мае сорок пятого, здесь голубые вершины и небо цвета ультрамарин – горнолыжный курорт времен третьего рейха. Такие городки любили русские революционеры, им нравилось проводить здесь сходки, говорить о будущем...

Наташа и впрямь гор не любила. На нее дурно влиял климат, от недостатка кислорода болела голова, горы были для нее мучением, как для любого истинно равнинного человека. И она окончательно обиделась, перестала с ним разговаривать, и Мемзер был доволен результатом, предвкушая конец этой ссоры. Он словно держал на ладони Наташино самолюбие, уязвленное необходимостью пойти на мировую с тем, от кого она целиком и полностью зависела, чьей собственностью являлась. Почувствовав, что Наташа рядом, он чуть приподнял веки, нацелился, совершил резкий бросок и обхватил ее, увлек за собой на диван. Все это было настолько неожиданно, что Наташа испугалась, ей показалось, что он обороняется, борется за свою жизнь и сейчас задушит ее. А Мемзер дурачился, прихрюкивал, щекотал ее. Он играл со своей вещицей, позволяя ей проявлять характер ровно настолько, насколько это забавляло его. Руки его были быстрыми и сильными, и когда она поняла, к чему он клонит, то про себя решила, что она сама виновата, нарвалась. Ссылаться на головную боль теперь чистый абсурд, и она позволила ему, как позволяла с тех пор, как в ее жизни появился Сергей. Мемзер понял это по-своему: ему доставила удовольствие ее внезапная покорность.

Поезд, как всегда нежданно, тронулся, наддал и, быстро набирая скорость, потащил их прочь от Сергея, от Москвы, от всего, к чему стремилось ее сердце. Наутро они помирились. Поезд мчался по Германии. Отстукивали едва слышно колеса, солнце просвечивало вагон насквозь. Они сошли в Мюнхене и наняли машину. Сияющий Мемзер устроился за рулем:

– Я мечтал об этом уж и не знаю сколько. Мы приехали раньше всех, остальные еще в Москве, еще даже не сели в самолет. Скорее поехали, у нас впереди самая красивая дорога на свете.

В городок они прикатили часа через полтора довольно неспешной езды. Мемзеру крайне редко удавалось рулить самому, и он предпочитал не рисковать, держался правой стороны. Наташа совсем разболелась и скисла. Она даже попросилась на заднее сиденье, полежать – слабость, головокружение... Мемзеру все было нипочем. Он включил какую-то местную рок-н-ролльную станцию и под нордический «Рамштайн» поднимался все выше и выше, пока, наконец, не въехал в Гармиш. Здесь он слегка покружил по городу, что-то комментируя для жены, потом выехал за городскую черту, пролетел еще километров пять по горному серпантину и остановился.

– Ну вот, добрались. Вылезай, погляди, что я для тебя приготовил.

Поначалу она мимо ушей пропустила его слова, но выкарабкалась из машины и замерла от восторга. Было отчего: вокруг, насколько хватало глаз, тянулась изломанная горная линия, белоснежные пики под глубочайшей синевы небом. Отроги гор были покрыты еловым лесом, внизу, в долине, пестрила разноцветными крышами деревенька. Мемзер привез ее на горное плато, они стояли на огороженной площадке, и верхушки гигантских елей равнялись с Наташиными сапогами. Здесь же, на краю площадки, был выстроен из толстых бревен прекрасный дом, настоящее горное шале, очень просторное, с широкой открытой верандой через оба этажа. И дымок вился из трубы, и вкусно пахло какой-то снедью, приготовленной на огне невидимым поваром. И главное, дышалось здесь настолько легко, что Наташа сразу почувствовала себя лучше.