Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Стали думать вслух, прикидывать разные варианты. Мемзер был неуязвим: по улице он передвигался в надежной машине в сопровождении вооруженных профессионалов, в офис было не проникнуть человеку с улицы, а дома... Особняк стерегли, но по желанию Наташи внутри дома мог находиться лишь лакей. Так она называла его: «мой» или «наш лакей». Это был гибкий, очень натренированный человек, кажется, бывший военный, Сергей вспомнил невзрачные физические данные своего кандидата и покачал головой: «Не выйдет». У лакея, помимо его тренированности, было и кое-что посерьезнее – оружие, он держал его при себе. Впрочем, лакея иногда удаляли, когда Наташе хотелось побыть совершенно одной, и тогда за домом наблюдали только снаружи. Охранники сидели в одной из машин возле дома, постоянно дежурили в квартире дома напротив. Мемзер очень не любил всей этой показухи, справедливо считая, что незачем выпячивать таким образом собственную персону, привлекать к себе лишнее внимание. Можно было бы попробовать перед очередным, скажем, воскресным визитом Сергея оставить дверь приоткрытой, дать лакею выходной, но внешнюю охрану девать некуда, она своих позиций менять не станет. Нет-нет, и дом не подходил совершенно.

– А если здесь?! – внезапно очень громко воскликнула Наташа. – Если заманить его сюда? Ведь он ни разу здесь не был! Здесь все и свершится. К тому же очень удобно, остается только консьерж, но с этим можно как-нибудь управиться.

На том и порешили, и Сергей, совершенно на законных основаниях, как и водилось все то время, что они были вместе, спустя полчаса от ее ухода отправился в гости к дядюшке. Тот встретил его с прежней теплотой, обнял, налил ему и себе коньяку, пригласил в кабинет для уютной беседы тет-а-тет, обстоятельно рассказал обо всем случившемся в горах. Затем завел какой-то непонятный далекий разговор о пользе медицины, регулярных осмотров и витаминной диеты. Сергей рассеянно кивал и собрался лишь тогда, когда оказалось, что Мемзер о чем-то переспрашивает его.

– Простите, дядя, я что-то задумался. Все никак не идет из головы эта трагедия. Вот уж точно, про такое говорят «нарочно не придумаешь».

– Да уж куда там... Я повторю свой вопрос. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Вполне, – Сергей ухватил себя за нос и чихнул в кулак, рассмеялся. – Вот и подтверждение. А зачем вы спрашиваете?

– Да так... Помнишь, мы с тобой ездили в лечебницу?

– К рыжему доктору Гене? Помню, – у Сергея вдруг нехорошо кольнуло в груди.

– Придется поехать к нему еще раз, – Мемзер закинул ногу за ногу и, держа на отлете бокал с коньяком, рассматривал содержимое сквозь свет настольной лампы. – Он мне звонил. У тебя что-то неважные анализы. Поедем? Когда? Давай прямо завтра и поедем, у него выходных не бывает, и живет он прямо возле работы. Согласен?

«Плохие анализы»... Какие, к черту, анализы? С чего им быть плохими? И тут же вспомнился Сергею тот вечер в клубе, когда он впервые увидел Элю, будь она неладна, и ту проститутку с холодными руками. Сначала у него ничего не получалось, но потом... Неужели что-то от нее? Да и в праздничную ночь в клубе ее не было. Может быть, совпадение, а может... О, черт!!!

– Едем, – струсив и побледнев, выдавил Сергей. – Завтра утром. Можно?

– Конечно, – улыбнулся дядюшка. – Ведь я должен заботиться о тебе, сынок.

* * *

Агамемнон пребывал на границе возбуждения и паники, что было совершенно легко объяснимо и ставило ученого выше любой критики. Он стал первым в мире, кто проник в тайну долгой жизни, и сделал это совершенно реалистично: никаких портретов Дориана Грея, никакого доктора Фауста, только наука, не допускающая вольности трактовок, записанная понятным языком. И пусть он не столь красив и нет в нем рифмы, зато труд ученого можно с полной уверенностью назвать формулой бессмертия. «Придется тебе наврать пареньку, Гена. Он испугается, и ты под этим соусом делай с ним что хочешь», – инструктировал Агамемнона дядюшка. Тот послушно кивал, шелестела его львиная рыжая грива, и руки потели от волнения.

В день, когда все должно было свершиться, ученый преобразился. Выразилось это в тщательно, до блеска выбритой голове – древний обычай, хорошо знакомый на Востоке. Начиная над другими что-то новое, особенно важное, начинай с себя. Таким вот, совершенно лысым, и встретил Агамемнон дядюшку и молодого человека, тяжело плетущегося следом.

– О! – восхитился Мемзер. – А тебе идет, Гена! Ты так и оставайся, – и отпустил старую надоевшую остроту насчет экономии лысыми шампуня.