Жажда скорости

Я всасываю воздух от вида абсолютной тьмы в его глазах, чувствуя, как она окружает меня.

– Ты не сильная. Ты гребаная трусиха. С меня хватит.

Обходя меня стороной, он дергает дверную ручку и уходит, оставляя меня со звуком закрывающейся двери и эхом, раскатывающимся по лестничному пролету и глубоко внутри моей головы.

«Ты гребаная трусиха».

Трусиха.

Он прав. Это так.

Я прислоняюсь к стене за спиной, чувствуя, будто меня подстрелили.

Боль невыносима. Я чувствую, как мое сердце раскалывается, разбивается вдребезги о безжалостный ледяной осколок в груди.

Иронично, полагаю, что я всегда была напугана Карриком, страшилась хотеть его, боялась своих к нему чувств и держалась подальше из страха остаться с разбитым сердцем.

Но все вышло наоборот, я разрушила все своими силами.

И у меня есть чувство, что все исправить уже никак не получится.

Глава девятнадцатая

Шпильберг, Австрия

Когда Каррик сказал, что это конец, это было всерьез.

Андресса Амаро больше для него не существует. Если она в помещении, Каррик покидает его.

Она невидима для него.

Энди же, его механик… ну, она на грани существования.

У трека он отдает ей указания, когда это необходимо, ну а в остальное время игнорирует.

Я уверена почти на все сто процентов, что это очевидно для всех, но они ничего не говорят, и я ценю это. Догадываюсь, что это благодаря Петре, которая наложила запрет на разговоры. На следующий день дядя Джон заметил, что у Каррика ко мне паршивое отношение, отчего я подняла брови, ведь это означало, что скоро он будет задавать вопросы. И я не жду момента, когда это произойдет.

Я знаю, люди самостоятельно выдвигают версии того, почему Каррик возненавидел меня. Возможно, они даже на правильном пути. Но пока я предпочитаю жить в состоянии отрицания, думая, что все в порядке, когда хуже уже некуда.

В первую неделю нашего пребывания в Канаде Каррик редко находился поблизости, но, когда был… это было кошмарно.

Когда я впервые увидела его после ночи в Монако, он посмотрел на меня так, словно ненавидит. Это было больно. Вообще-то это еще мягко сказано. Это было мучительно.

Мне некого винить, кроме самой себя, но это не делает боль менее острой.

Я физически ощущаю, как скучаю по нему. Он был моим лучшим другом. Теперь это не так, и я не знаю, как справиться с этим.

Но, осознавая, как плохо я себя чувствую на данный момент, понимаю, насколько все было бы хуже, если бы я сделала шаг ему навстречу и потеряла его в будущем.

Я знаю, что приняла верное решение – и для себя, и для него.

Пока же я живу с постоянным чувством агонии, ожидая, когда все образуется.

Вот только… не похоже, чтобы что-то становилось лучше.

Все становится только хуже, во всяком случае, для меня. За прошедшую неделю в Австрии Каррик перешел от состояния озлобленности по отношению ко мне к равнодушию.

Как по щелчку выключателя.

Так что вместо того, чтобы все время злиться на меня, он выглядит просто индифферентным, словно у него больше нет причин гневаться.

Сейчас, когда он узнал меня, я больше не получаю взглядов, наполненных ненавистью. В его глазах лишь апатия.

И это разбивает мне сердце.

Когда он злился на меня, я хотя бы осознавала: это потому, что часть его все еще небезразлична ко мне. И я держалась за это. Даже понимая, что ничего не заслуживаю, я цеплялась за эти взгляды, надеясь выпутаться.

Но теперь этого нет, и я чувствую опустошенность, пребывая в ожидании, когда боль станет не такой сильной.

Не могу сказать, сколько раз слова готовы были сорваться с кончика моего языка, когда я стояла рядом с дядей Джоном, желая озвучить признание. Но жестокая, садистская часть меня не позволяла мне сделать этого, ведь я не вынесу разлуки с Карриком.

Да, я знаю, как это глупо, но ситуация такова, каковой она является, и я застряла в этом состоянии до тех пор, пока Каррик не уволит меня, либо пока у меня не случится нервный срыв, на что уже похоже мое нынешнее положение.

Если ни один из этих пунктов не воплотится в жизнь, тогда я буду обречена колесить на созданном мною же поезде страданий еще пять месяцев, пока не закончится сезон, после чего я буду вынуждена оставить его позади, разве что не решу помучить себя еще и вернуться на следующий сезон.

Я грустная, жалкая и слабая. Я знаю это. Просто на данный момент я не понимаю, как изменить себя и свои чувства.

Знаю, что Петра расстроена из-за меня и моих взаимоотношений с Карриком, – ну или их отсутствия, в зависимости от ситуации. Она не понимает, почему я не могу быть с ним. Она все такая же потрясающая подруга, поддерживает меня, но в ее глазах я могу видеть, что она не принимает это. С ее точки зрения все просто: если какой-то человек важен тебе, значит, ты с ним.