Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии

К. Г. Юнг по отношению к этическим вопросам занимал в своей аналитической психологии позицию, противоположную отстраненному психоаналитическому подходу. Для него размышления о смысле жизни – это не выражение чего-то болезненного, а проявление человеческой натуры. Смысл – это «духовное нечто», исцеляющий вымысел, но ведь «спасает только то, что имеет значение» (Jung, 1988, par. 496).

У Юнга граница между психотерапией и религией проходит совсем не там, где ее проводит Фрейд. Для Юнга исцеление, в конце концов, является религиозной проблемой (Jung, 1988, S. 349). Он был убежден, что никто не может исцелиться по-настоящему, если не достигнута внутренняя религиозная установка (Jung, 1988, S. 343).

«Когда страдание не понято, его явно труднее выдерживать. С другой стороны, часто поражает, что человек может вынести все, если понимает почему и зачем. Чтобы это понять, нужны мировоззренческие предпосылки высшего порядка, имеющие религиозную или философскую природу и указывающие нам путь к методам самоисцеления психики» (Jung, 1981, S. 750).

В терапии травмы констеллируется нуминозная, религиозная размерность в своем самом явном виде, высказанная или безмолвная духовность человека. Люди, перенесшие пытки, не только потеряли веру в то, что сами имеют ценность, у них утрачено и чувство ценности жизни вообще. В терапии речь идет о смерти и возрождении, об обновлении жизни там, где нанесены наиболее глубокие раны, о том, что является последней и высшей ценностью для людей.

Опыт работы с жертвами политического террора снова и снова подтверждает как вышесказанное, так и высказывание Ницше: «Кто знает, для чего, может вынести почти любое как». Вера бахаи – это религия самого большого из национальных меньшинств Ирана, которое в период с 1979 по 1988 г. подвергались со стороны правительства преследованиям, пыткам и уничтожению (Аmnesty International сообщает, что с 1978 по 1988 г. были убиты 210 бахаистов). Психологическое исследование приверженцев веры бахаи показывает, что их духовные корни, религиозные убеждения и мировоззрение придавали им силу, мужество и любовь даже перед лицом смерти и во время пыток. Канадский психиатр Абдул-Миссах Гадириан исследовал реакции людей на мощные социальные стрессоры и ситуации, приводящие к страданиям, и установил, что религиозная вера и сила духовной истины придают смысл страданию и делают возможными такие стратегии преодоления страдания, которые не укладываются в обычную парадигму реакций на стресс (Fereshteh Taheri Bethel, 1986, p. 8).

Записи убитых бахаистов свидетельствуют, что вера в духовную реальность и стабильная система ценностей, убежденность в «высокой цели» и идеализация смерти формируют проработанное внутреннее отношение к смерти, которое не может быть сведено к защитным механизмам или реактивным образованиям, если пользоваться психоаналитической терминологией.

Исследования мотивов людей, которые во времена Гитлера не стали убийцами или исполнителями его планов, а помогали преследуемым, также показывают значимость системы ценностей, которая даже в экстремальной ситуации остается внутренней опорой. Результаты исследований показывают, что именно прочная система ценностей во многом определяет то, что люди даже под угрозой смерти превосходят самих себя.

Нехама Тек в своей книге исследовал мотивацию спасателей и показал, что типичные «помощники» являются яркими индивидуалистами, которые гибко (в зависимости от ситуации) реализуют свою личную систему ценностей и потому обладают личным игровым пространством для принятия этических решений (Tec, 1986). Поэтому основной целью тоталитарных систем и насильственных режимов становится уничтожение индивидуальной системы ценностей, создание всепроникающей неоднозначности, двойственности и усиление уязвимости людей, чтобы их идеалы больше не могли быть подлинными и действующими.

Тяжело травмированные люди сбились с жизненного курса и больше не могут быть уверены в отношении своего места в здесь-бытии. Такая утрата фундаментальных точек опоры и выхолащивание любого жизненного смысла поднимает экзистенциальные вопросы и становится вызовом человечности помогающего профессионала.

В своих наблюдениях по поводу пыток Амати отмечает, что терапевту необходимо в полной мере обладать таким качеством, как умение давать оценку. Перед лицом рассогласованности и бесструктурности личности человека, пережившего пытки, терапевт должен «давать согласованные и структурирующие ответные реакции на глубинное смятение и ценностный хаос, в которых пребывает пациент» (Amati, 1993, S. 99). Помогающий профессионал, который ведет себя абстинентно по отношению к моральным или социальным ценностям, в итоге ретравматизирует пациента и не сможет ничего противопоставить процессу дегуманизации и фрагментированию. От профессионала требуется активная позиция, «своевременная или опережающая забота», как это называют в экзистенциальном анализе, а не классический психоаналитический подход к взаимодействию, для которого характерно отрицание оценочности и коалиции с пациентом.