Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии

Такие ценности психоанализа, как интеллектуальный инсайт о внутренней истине, непосредственное восприятие реальности и эмоциональный опыт терапевтических отношений, наряду с интерпретирующей активностью и работой над аналитическими отношениями, являются взаимосвязанными краеугольными камнями психоаналитической техники. Их называют «отцовской» и «материнской» техниками соответственно (Mertens, 1993). Мы уже касались абстиненции в контексте темы обнаружения и/или создания смысла. Верное дозирование этих двух элементов обеспечивает особую действенность психоанализа и «терапевтического искусства» в целом. Хотя аналитическая терапия опирается на взаимосвязь и диалектический взаимообмен обоих элементов аналитической техники, их пропорция изменяется в зависимости от «глубины» нарушений пациента. При «структурном дефиците Я» или при ранних нарциссических нарушениях требуется больше эмпатического «холдинга», в то время как при «более структурированных» расстройствах – конфликтах влечений – должен быть сделан акцент на конфронтации пациента с его сопротивлением и переносом, которая нацелена на понимание. По сравнению с тем временем, когда создавался психоанализ, шизоидность нашего общества возросла, и это означает, что психотерапевт все чаще работает с ранними – нарциссическими и пограничными – расстройствами личности. Поэтому в психоанализе «новый эмоциональный опыт» межличностных отношений более ценен, чем интеллектуальный инсайт. Фрейд достаточно рано понял, что нарушения границ и этики, а также недостаточная абстиненция не только выхолащивают его метод, но и являются травмирующими вмешательствами в целостность личности пациента, ведут к почти необратимой утрате его доверия. Фрейдовское правило, согласно которому «лечение должно проводиться абстинентно», и совмещение сексуальных отношений и аналитического процесса недопустимо, сохраняет свою действенность и прописано в основных этических требованиях к помогающим профессионалам. Тем не менее, абстиненция в ее исходном значении «привычной операциональной позиции» (Кремериус) модифицирована присутствием эмоционального опыта, нового для пациента.

Открывая бессознательное, познавая иррациональные и отвергнутые пугающие стороны личности по ту сторону сознания, обнаруживая смысл сновидений и фантазий, Фрейд внес очень большой вклад в наше знание о человеке. В качестве эпиграфа к своему «Толкованию сновидений» он выбрал фразу «Acheronta movebo»[33]. Наверняка он хорошо понимал, во что будет вовлечен, если перейдет «Ахерон» – реку на границе подземного мира. Именно в этой работе Фрейд обращается к теме смысла; именно вопрос о смысле становится главным в психоаналитическом толковании сновидений, ошибок и симптомов.

По Эриху Фромму, Фрейд, несмотря на свою с виду поверхностную и негативную позицию по отношению к теме смысла и религии, был так глубоко захвачен стремлением к истине, что ее поиск нельзя не назвать «религиозным» в глубинном смысле этого слова. Он пытался выйти за пределы действительности, ограниченной нашим восприятием. Даже если он кажется агностиком с точки зрения догматической теологии, то в контексте мистической «религиозности без церкви» он может, несомненно, считаться верующим или, по крайней мере, ревностным искателем истины.

В целом отношение Фрейда к теме смысла можно назвать амбивалентным, несмотря на его отдельные негативные высказывания. Он хотел освободить людей от власти иррационального в его негативном значении безрассудства и глупости, от ощущения вины и бессилия, от зависимости авторитета церкви и от догматичности религии. Одновременно, как человек эпохи Просвещения, он сам был «верующим» приверженцем позитивистского мировоззрения. С одной стороны, как первооткрыватель бессознательного и психического механизма проекции, он боролся с предрассудками и заскорузлыми догмами и значительно опередил свое время, создав новую парадигму. Он вернул к жизни бессознательную и чувственную сторону человеческой души, которая была утрачена после эпохи романтизма, и мы стали осознавать, что именно она существенно определяет наше поведение. Он высказывался против суеверий и невежества и выступал за то, чтобы видеть действительность без приукрашивания. С другой стороны, он сам пал жертвой своей авторитарности, например, строго следил, чтобы его ученики не подвергали сомнению психоаналитическое кредо и догмы его учения. По отношению к критически настроенным ученикам, прежде всего к Юнгу, своему поначалу высоко ценимому очень одаренному ученику и «кронпринцу», как он сам его называл, он занял в итоге жестко авторитарную позицию. Об этом свидетельствовали обмороки Фрейда, все чаще случавшиеся в присутствии Юнга.