Жажда справедливости

Вечером, однако, Соболева опять веселилась и праздновала чудесное возвращение Красухи, пообещав господу вседержителю отправиться пешком в Ямбург и поставить за болярина Алексея свечку. Обет она через неделю исполнила, рассказывая по дороге встречным-поперечным, что в здешних краях объявился раб божий Алексей, святой, творящий справедливость. Молва о творящем справедливость мгновенно распространилась по окрестным деревням.

Волисполкомовские агитпропщики перепугались и устроили специально митинг, чтобы рассеять растекшийся по полям и лесам опиумный дурман, успокоить разбушевавшиеся страсти — многие твердили, что у них неправильно отняли коров, — и поднять атеистическую пропаганду на высшую ступень.

Только получив от Крюкова собственноручное увещевательное письмо, Соболева согласилась, да и то под давлением руководства, признать ошибочность своих воззрений. Но в сумерках, закрыв на замок Красуху в сарае, по свидетельству Петьки, наряженного сельсоветом наблюдать за матерью, Соболева принималась за старое — безмерно хвалила следователя. Вдову вновь предупредили, что если она будет упрямиться и настаивать на божественном возвращении Красухи, то корову попросту отберут.

— Ну что ж, — пророкотал бархатисто зампред, вставая и прошибая макушкой тучи папиросного серого пара, — есть мнение признать отчет тов. Крюкова удовлетворительным. Кто «за»? Кто «против»? Один «против». Тов. Тункель, изложите мотивы.

И зампред опустился в кресло. Худощавый и лысоватый Тункель, наоборот, привскочил, будто Чарушин своим весом подкинул его вверх, и, воткнув в пепельницу расползшуюся папиросу, выпалил скороговоркой, успевая тем не менее дробно отплевывать прилипшие к нижней губе табачинки прямо перед собой:

— ЕслитовКрюковнепредусмотрелвспышкирелигиозногопомешательства, — здесь Тункель прервался, чтобы вобрать глоток атмосферы, — врсзультатесвоихнеобдуманныхдействийточутьемнеподсказываетчтоегонадонемедленноотстранитьотработыв Наркомвнутделеипоставитьвопросоцелесообразностиегоиспользования. — Тункель опять прервался, чтобы вздохнуть, и совершенно внезапно для слушателей закруглил пассаж в нормальном темпе: — Я требую голосования и предлагаю вынести вотум недоверия тов. Крюкову. К тому же многие его приговоры затрудняют маневрирование подразделений комиссариата, хотя надо учесть, что в истории с Дергуновым он оказался прав. Однако — язаотстранениеипередачуеговопросавдисциплинарнуютройку. — Финал он прострочил веером.

— Кто «за»? — поинтересовался, привставая, зампред. — Никого. Кто «против»? Предложение тов. Туннеля отвергается. Слово имеет тов. Вальцев.

Бритый Вальцев выпрямился, опираясь на крупные пухлые кулаки и нависнув над зеленым сукном могучими плечами. До революции он клепал корабли на Николаевских судоверфях. Южный акцент, впрочем, никого не удивляющий ныне в Петрограде, смягчал неторопливую рубленую речь.

— То, шо Оскар тут набормотал, то юрунда. Не захочем мы доброго сотрудника отстранять или расстреливать из-за какой-то полоумной бабы. Ты шо, Оскар, сказывся от страху?

Тункель моментально подлетел со стула, бешено выдернул свежую папиросу из стиснутых и брезгливо выпяченных губ и принялся выбрасывать изо рта слова с дикой скоростью, без пауз, слитно, будто где-то внутри у него нервно затрещал телеграфный аппарат — юз, вышвыривая змеящийся ворох ленты.

— Янепредлагалрасстреливатьяпредлагалотстранитьипередатькомпроматвдисциплинарнуютройку. Прошу тов Чарушиназаписатьвпротокол.

— Потише, потише, товарищи. — Зампред позвенел карандашом по графину.

Тункель плюхнулся на место. Затем он так же бешено сунул мундштук в щель между усами и бородкой клинышком.

— Так вот я и говорю, — продолжал, нажимая и на интонацию, и на кулаки, Вальцев, — шо все, шо наболтал тут наш дорогой товарищ Оскар, то юрунда. Не захочем мы расстреливать доброго сотрудника из-за какой-то полоумной бабы. Претензиев у меня до Крюкова вроде нету. Изменника Дергунова Крюков прищучил по-нашему, по-рыбацки. Хлопцы с Гороховой сообщили, что он жлоб, ворюга и проститутка. Так… Шо далее? Донос Пирятинского из Наркомпрода пустяки. Разогнать их треба, дармоедов. Чаю людям попить не могут сорганизовать. С самоварами воюют. Шо ж, и мы с самоварами воевать будем? Нет, вроде до Крюкова у меня претензиев нету. Да, вот оно шо еще… В Тихвине ты зимой был?

— Да, да, между прочим — Тихвин, — врезался торпедой Тункель. — А ты спешишь: претензий нет! Тихвин — это серьезно. Вот где у меня ваш Тихвин. — И Тункель щелкнул пальцами по своему затылку.

Крюков не то чтобы испугался упоминания о тихвинской командировке. Скорее Скоков смутился, так как она затрагивала деятелей высшего полета. Крюков, притиснув ладони по-старорежимному к швам матерчатых галифе, отрапортовал осиплым от переживаний голосом:

— Так точно, товарищ Вальцев, в Тихвине я проводил инспекцию.

Он уловил, как губы Скокова напряглись: за Вальцевым не заржавеет. Мягко стелет, да жестко спать. Или мундштук скоковской папиросы отсырел и затяжка не давалась? Ой, как огорчительно вылезать на коллегии с Тихвином.