Жажда власти. История заговоров от Рюриковичей до Романовых

С. Каховский, весьма экзальтированный молодой человек, бунтарь романтического склада, который накануне восстания предлагал себя в цареубийцы, стрелял в генерала М. А. Милорадовича, героя гражданской войны, который пытался вернуть взбунтовавшихся солдат и офицеров в казармы, дабы избежать кровопролития. Милорадович был смертельно ранен; умирая, сказал: «Я рад, что стрелял в меня не старый солдат…», а Каховский писал из камеры прошения о помиловании к Николаю: «Намерения мои были чисты, но в способах, я вижу, заблуждался…»[130]

Кюхельбекер выстрелил в великого князя Михаила Павловича; того от верной смерти спасли матросы, стоявшие подле заговорщика: они набросились на него и выбили пистолет, не дав тщательно прицелиться. Потом он бежал в Польшу, стараясь спастись от казни, но был схвачен на границе. По просьбе великого князя Михаила Николай I простил его и отправил на каторгу, но потом заменил наказание одиночным заключением в казематах Шлиссельбурга. На следствии только несколько заговорщиков продолжали держаться прежних взглядов; среди них и Иван Пущин, друг и лицейский товарищ Пушкина.

Мы привыкли смотреть на декабристов как на героев, защищавших страну от тирании самодержавия. Но давайте попробуем немного изменить ракурс, причем не ломать все, что накопилось со школьной скамьи, а просто применить прием аналогий. Аналогии — вещь опасная, особенно в отношении исторических событий, но все же. Отвлечемся от мысли о Николае, который получил затем прозвище «Палкин», а оценим действия военных офицеров с точки зрения обычной человеческой морали: они совершили преступление, нарушив присягу перед царем и командирами; они повели за собой на смерть ни в чем не повинных солдат. В глазах большинства современников они были преступниками; простой народ говорил, что и царя Александра заговорщики убили, который освободить крестьян хотел и землю им дать, и на Николая за то же нападали (как знать, быть может, именно из-за восстания на Сенатской площади освобождение российского крестьянства, которого так желал Александр I, отодвинулось и было совершено лишь его внуком, а не сыном?).

Декабристы слишком далеки были от народа и потому опасны, а их действия в лучшем случае преждевременны. Но приговор был слишком мягок для государственных преступников, бунтовщиков: пятерых заговорщиков казнили, заменив четвертование на повешение; прочим, также приговоренным к смерти, заменили казнь ссылкой на каторжные работы. Никто из родных и близких декабристов не был арестован, смещен с должностей, ущемлен в правах…

Однако вернемся к идее масонского заговора. Многие считали, что казнь пятерых главарей была лишь показательным действом, отвлекавшим внимание общественности от реальной силы, стоявшей за восстанием; великий князь Константин Павлович в письме к брату прямо назвал их застрельщиками. Так же посчитали и представители иноземных держав; они оценивали факт восстания в России с точки зрения собственных бед и, ничтоже сумняшеся, вписали его в симптомы революционной болезни, которой больна Европа. Тайной силой, стоявшей за казненными и помилованными декабристами, называли масонов. Согласно документам, в расследовании дела декабристов, в суде над ними принимали участие члены различных масонских лож (например, «иезуит М. М. Сперанский» (Н. Греч), член ордена с 1810 г.). Они вполне могли придержать опасные для дела Вольных Каменщиков факты. Да и, позволим себе процитировать столь часто упоминающуюся здесь работу Б. Башилова, «…из 121 осужденных 24, в том числе трое приговоренных… к четвертованию (Пестель, Рылеев и С. Муравьев-Апостол) были братья (т. е. масоны— Б.Б.)»[131].

Остается добавить лишь пару слов, чтобы протянуть от этой главы ниточки в будущее — и России, и нашего повествования. Декабристское восстание 1825 г., которое в манифесте от 13 июля 1826 г. Николай I назвал «своевольством мыслей, источником буйных страстей…порывом в мечтательные крайности», обязанным своим рождением «праздности ума, более вредной, чем праздность телесных сил», отечественным революционерам будущего дало отведать вкуса крови; подарило жажду крови, которую само получило в наследство от якобинского террора, уничтожившего цвет Франции, жажду крови во имя светлого будущего. Ею отныне живут все в России, кто стремится расправиться с существующим строем: петрашевцы и народовольцы, эсеры и большевики.

Александр II летом 1856 г. издал манифест о помиловании декабристов. Они вернулись из ссылки, и многие, кто был участником восстания на Сенатской площади, стали свидетелями реформ царя-освободителя. Молодежь, которая вечно бурлит идеями реформ и грандиозных свершений, не думая о последствиях, ждала их, своих героев, с распростертыми объятиями, но декабристы отказались совершенно от экстремистских идей нового поколения, переболев в Сибири, на каторге.

Глава 7 Революционеры против монархии

Александр II: один на один с революционерами