Жажда/water (СИ)

Драко проводил Гермиону взглядом до верхушки лестницы, ведущей к ней в спальню, и зарычал, услышав звук захлопнувшейся двери. Она дулась на него с самого собрания префектов.

Он сел у камина и уставился в огонь, обдумывая, чего, конкретно, добивался, ведя себя так, чтобы ей хотелось придушить его. Может, в этом-то все и дело? Он надеялся, что да, именно так она и сделает. И избавится от трупа. Это наверняка решило бы массу проблем.

По правде говоря, Драко едва ли сам понимал, что делал. Как-то утром он просто проснулся, ничего не чувствуя, в таком оцепенении, что с легкостью мог не заметить нехватки пары конечностей. Как будто его тело достигло предела. Того изумительного высшего напряжения чувств, когда уже не видишь ничего, кроме тьмы и пузырька яда у ног, без инструкций к употреблению.

Давай, выпей и падай. Как чудесно. Ни отца, не ее, ни ее крови, никаких гребаных предлогов к существованию.

Он был странно измотан. Почти как… если бы тело продолжало желать ее, изнывать по ней, с болью каждый раз, когда кровь прорывается сквозь сердце, он бы просто исчез. Прямо там и тогда, в постели. Растворился. Поэтому он просто погрузился куда-то… куда-то еще. В некое подобие нормальности, блестящую глянцевую оболочку, как будто это могло его спасти. И то, как он вел себя с Грейнджер. Ему нравилось слышать, как она скрипит зубами, глазах вспыхивают от гнева. Нравилось, Гермиона также не понимала, что происходит. Но в то же время хотелось вывалить все это на нее, чтобы она не смогла забыть ничего из того, что он говорил в последние недели. Чтобы знала, что каждое его слово все еще в силе.

То, что я сейчас делаю, Грейнджер, это просто… что-то. Что-то, чтобы не сойти с ума каждый раз, когда ты отворачиваешься, отводишь взгляд и бормочешь свои «отвали» и «исчезни». И я не собираюсь за это извиняться, потому что ты – та самая сука, которая во всем виновата. Я знаю, что это достает тебя, и ты не можешь понять этой своей до бесстыдно красивой головой, почему, и я рад. Может, теперь ты немножко лучше поймешь это чувство потерянности и беспомощности.

Драко не знал, сколько сможет продержаться, пока не лопнет его роскошный радужный пузырь притворства. Не то чтобы ему ни капли не нравилось, что он опять… хоть и ненадолго… чувствует себя Малфоем. Друзья, на которых уже целую вечность было плевать, снова смотрели на него с тем же привычным восхищением, что когда-то так тешило самолюбие. Сейчас это было той малостью, которая давала возможность прожить лишний час без того, чтобы прикоснуться к ней.

Чего Драко не понимал, так это разглагольствований отца о женщинах. О похоти, и любви, и страсти. В его теперешнем безумии не было ничего похожего. Люциус никогда не говорил, что это может значить так много… делать все это, ощущать себя таким уродом, извращенцем, почти злом. В отношении женщин он придерживался принципа «секс – это спорт», и, очевидно и… как раньше думал Драко… необратимо передал этот подход сыну. Или, во всяком случае, пытался. Люциус никогда не говорил о любви как о чем-то большем, нежели возможности приятно провести время.

И Драко ему верил много, много лет. Много лет, до той ночи, когда прятался под лестницей и смотрел, как отец буквально распадается на части в объятиях матери. Плачет. Всхлипывает, что любит ее, что просит прощения. Что он любит ее.

Драко так никогда и не узнал, почему. Что тогда случилось. С той ночи дела Люциуса шли все хуже. Та ночь знаменовала конец. Вида отца — такого уязвимого и сломленного — хватило для того, чтобы постараться забыть. Потому что это потрясло самые основы его мироздания.

А теперь Драко обнаружил, что постоянно об этом думает. Об отцовских словах, о том, что Люциус сам верил далеко не во все, чему учил Драко. Но это ничего не меняло. Ничегошеньки, в отношении Грейнджер. Ну и что, что отец и мать любили друг друга?

Они оба чистокровные. Это нормально.

Драко поймал себя на мысли. Любовь. Он даже не трахнул грязнокровку. Она ему даже не нравилась. Ему все еще хотелось выдрать эти буйные патлы и вцепиться в ее прекрасные глаза. Ничто из этого не было любовью. Просто необходимость.

Помни! -

Она грязнокровка, - и Драко вздрогнул, поняв, что это волнует его все меньше и меньше.

Никогда не забывай об этом, сказал он себе. Самое главное, не забывай, что она ниже всех в этой школе. Меченая, запятнанная кровью, что бежит под этой бледной, гнусно гладкой кожей. Сквозь и за этими глазами, под этим хлопком, вверх и вниз по ногам, и ему никогда не понять. Почему они так прекрасны. Пульсирует вокруг и внутри этих влажных губ, в скользящем по ним языке, прямо к ее засасывающему горлу. Та кровь, что просачивается сквозь кожу, стекает между грудей, капает между ног.

Драко почувствовал эрекцию. И сжал зубы, меняя позу.

Нет. Эта кровь – грязная. Тело - меченое. И все эти мысли – просто… отвратительны.

И все это ненадолго, потому что если так будет продолжаться, он долго не протянет.