Жажда жить

Айзек, говорили земляки, весь в деле. Название «Шофшталь и компания» появилось в четвертом десятилетии XIX века. В ту пору она чем только не торговала — порохом, ружьями, одеждой, мазью для колес, семенами, красками, сельскохозяйственным оборудованием и продуктами, древесиной, строительными материалами, землей, аккредитивами, недвижимостью, билетами на пароходы, акциями, закладными, страховками. В 1902 году никому бы не пришло в голову прийти в управление «Шофшталь и компания» с заказом на кремневое ружье или тесак, но для постоянного клиента ружье или нож компания бы нашла. Кабинеты служащих находились на первом этаже «Шофшталь билдинг» на углу Стейт-стрит и Второй улицы. На вывеске в ширину двух больших окон значилось просто: «Шофшталь и компания». Кабинеты располагались по обе стороны вестибюля здания; справа, где было посветлее, сидели кассир со своими помощниками, бухгалтеры и машинистки, напротив — руководство компании, состоявшее из Айзека Шофшталя, его зятя Филиппа С. Хэмилтона и его брата Уильяма Шофшталя — именно в такой последовательности. Айзек занимал кабинет с большим окном, выходящим на улицу. Занавески из зеленого шелка висели таким образом, что затрудняли прохожим обзор происходящего за стоящим в углу кабинета столом хозяина, но сам Айзек, подойдя к окну, вполне мог осмотреть всю улицу. Такая планировка не была случайна. Продумывая архитектуру здания, Айзек говорил о своем кабинете: «Я занимаюсь своим делом в открытую. Весь мир может заглянуть и увидеть, кто заходит ко мне». Хотя это было не совсем так. Чтобы как следует разглядеть того, кто пришел к Айзеку обсудить свое дело, представителю внешнего мира пришлось бы остановиться у окна, подняться на цыпочки и вытянуть шею — лишь тогда бы он увидел, кто сидит у стола Айзека, выходящего на угол Второй и Стейт-стрит.

Айзек был капиталистом, банкиром-частником. Он шел на взвешенный риск, который некоммерческие банки не могли себе позволить по закону. Он обладал лицензией на продажу страховок, занимался акциями и закладными и имел такое же право продавать билеты на пароход, как Локателли — торговать фруктами, овощами и оливковым маслом, а также хранить сбережения своих соседей с Десятой улицы, пока не накопится столько, чтобы послать в Старый Дом — старушке, королеве Виктории. У Локателли была маленькая банковская ячейка, у Шофшталя — большой сейф.

Уильям Колдуэлл и Айзек Шофшталь стали первыми жителями Форт-Пенна, которые нарушили традицию домашних «ленчей», или, вернее, первыми, кто перестал носить ленчи на работу. Оба жили неподалеку от своих контор, но в то время уже начал разворачивать свою деятельность клуб Форт-Пенна: во время сессий законодательного собрания здесь каждый день собирались делегаты и гости из Питсбурга и Филадельфии, Скрэнтона и Уилкс-Барра, Ридинга и Аллентауна, и Уильям с Айзеком сошлись на том, что глупо было бы не воспользоваться возможностью потолковать с этими ребятами, обменяться мнениями. А мнениями можно было обменяться о разном. Например, о том, что происходит в вагоностроительной промышленности, — на этот счет ребята из Филадельфии знают все. А ребята из Питсбурга держат руку на пульсе происходящего в производстве битума и в сталелитейной промышленности. А ребята из Скрэнтона и Уилкс-Барра доки по части антрацита. У людей из Ридинга и Аллентауна есть что сказать о текстильной промышленности, производстве цемента, железных дорогах. Идея перенести ленч на территорию клуба принадлежала Айзеку, а о деловых встречах договаривался Уилл. Таким образом они завязали много полезных знакомств и, сами того не желая, произвели революцию в общественной жизни Форт-Пенна: увидев, что Айзек и Уилл закусывают в городе, другие последовали их примеру, а жены, только и искавшие предлога превратить ужин в обед, с энтузиазмом приветствовали эту инициативу. Жена Айзека говорила Эмили Колдуэлл: «У нас теперь все становится прямо как в Филадельфии». Опережая время, Форт-Пенн, если сравнивать его с равными по площади и населению городками, стал походить на большие города, что привело к процветанию портних, портных, башмачников, ювелиров как в самом городе, так и за его пределами. Необыкновенную популярность приобрели классические пьесы Уильяма Шекспира и спектакли филадельфийской оперы, а билеты на выступления оркестра Соузы были распроданы за неделю до всех остальных зимних представлений.