Читаем Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена полностью

Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена

«Жажда жить» – биография эксцентричного датского исследователя ХХ века Петера Фройхена. Завораживающая, масштабная история героического гиганта, неутомимого искателя приключений, очевидца и участника величайших событий XX века – от путешествий по томительно бесконечным смертоносным льдам Арктики до активной работы в подпольном Сопротивлении времён Второй мировой войны.Жизнь Фройхена – это безусловный приключенческий роман, послуживший основой для многих его собственных книг. Эксцентричный датчанин с невероятным чувством юмора, он был участником и руководителем тяжелейших экспедиций, выжил в нацистском лагере для военно-пленных и преодолел тяжёлую травму, которая лишила его ноги и едва не лишила жизни. Фройхена заставляла идти вперёд не только собственная неугомонность, но, главное, идеалы, которые значительно опередили его время: отстаивание интересов коренных народов, забота об окружающей среде, дискуссии, которые продолжаются и по сей день.«Жажда жить» – это незабываемая история о смелости и открытиях, неугомонности и выдержке, а ещё серьёзное размышление о наших отношениях с планетой и людьми.

Рейд Митенбюлер

Биографии и Мемуары / Документальное18+

Рейд Митенбюлер

Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена

Reid Mitenbuler

WANDERLUST: AN ECCENTRIC EXPLORER, AN EPIC JOURNEY, A LOST AGE

В оформлении обложки использовано фото: Peter & Dagmar Freuchen, New York, 1947

Cover Photograph by Irving Penn © The Irving Penn Foundation

* * *

Лорен и Майло посвящается


Бассейн Фокса, Канадская Арктика, весна 1923 года

Обычно он походил на героя экшена: в трудный час не терял голову, был остёр на язык… Вот только сейчас нервничал. Он был один в приполярной пустыне, до лагеря – несколько километров, над головой – толстый слой снега.

Уходить из лагеря в одиночку, чтобы забрать запасы, которые экспедиция бросила днём раньше, было глупо. Запасы бросили, потому что ездовым собакам стало совсем тяжело тянуть сани под сильным снегопадом. Но оставлять запасы насовсем было нельзя, вот он и решил вернуться за ними как можно скорее. В подобных предприятиях была опасна даже маленькая задержка: маленькие задержки складывались в большие, из-за которых всё могло пойти прахом. Несмотря на мороз в минус пятьдесят пять, когда плевок замерзает, не долетев до земли, отправился он за запасами один. Что поделать, такой он был человек: его разум бунтовал против бездействия. А выспаться и потом можно.

Он нёсся в санях по снежным просторам, когда вдруг налетела жестокая пурга. Понадобилось укрытие: он выкопал небольшое углубление в снегу и сверху свалил перевёрнутые сани. Заполз внутрь, заткнул выход мешком из тюленьей кожи и на несколько мгновений сомкнул глаза… Когда проснулся, не смог определить, сколько продлился сон. Попробовал было пинком отодвинуть тюлений мешок, но тот не поддался: глухой удар подсказал, что мешок застрял накрепко. Видно, пока он спал, ветер свалил на сани неподъёмную снежную громаду.

Было тесно, как в гробу. От стен веяло морозом, дыхание оседало на них влажным туманом и холодило лицо.

Оставался до смешного крохотный шанс, что кто-нибудь найдёт его, пока он не замёрз насмерть. Уже цепенела нога: скоро ему обморозит всё тело. Он подумал о том, что будет дальше: о ней, о детях, о том, что они подумают, когда узнают, что он пропал… а может, ещё удастся выбраться? Положение было отчаянное. «Какая прекрасная смерть», – подумал он.

Пролог

Впервые я увидел его на портрете маслом. Это была забавная работа, казалось, будто её написал пьяный матрос во время болтанки: мазки кисти были непрофессиональные, пропорции неуклюжие, перспектива никуда не годилась. Но несмотря на неумелость художника, человек на портрете притягивал внимание: безукоризненно одетый, он носил нечёсаную бороду, одна нога у него была деревянная, как у пирата, а на лице играла лёгкая озорная усмешка. В его внешности я почуял историю – интересную, может, даже фантастическую. Подойдя ближе, чтобы рассмотреть портрет как следует, я заметил внизу рамы маленькую латунную плашку, а на ней имя: Петер Фройхен.

Портрет этот висел в старом нью-йоркском особняке на Манхэттене. Здесь располагался Клуб исследователей – организация, основанная в 1904 году, когда на карте ещё хватало белых пятен. В особняке стоял дух ушедшей эпохи: стены, обитые деревом, большие камины, кожаные клубные кресла, персидские ковры… Здесь всё напоминало книги Редьярда Киплинга – или фильм «Отель ”Гранд Будапешт”». В одной комнате на полу стоял старинный глобус по меньшей мере метр в диаметре: и я представил, как вокруг него собираются важные усатые джентльмены и каждый рассказывает о великих путешествиях своей юности. Вот кто-то пускает глобус вращаться, подушечки пальцев скользят по гладкой поверхности, а рассказ продолжается. Когда глобус останавливается, джентльмены, должны быть, наливают себе ещё по бокалу и устраиваются у камина, наперебой рассказывая о своих приключениях громкими, ворчливыми басами.

Мой друг Джош недавно вступил в клуб (сегодня организация занимается скорее исследованиями, чем открытиями земель) и пригласил меня посмотреть штаб-квартиру. Он сказал, что проведёт мне экскурсию после рабочего дня, когда в особняке, старом причудливом доме, где теснились воспоминания о славном прошлом его былых обитателей, спокойно, и мы сможем беспрепятственно поболтать и выпить виски.

Когда я переступил порог дома, уже темнело, и в окнах играло блёклое закатное солнце. Взяв по бокалу виски, мы с Джошем поднялись по скрипучей лестнице в Зал трофеев: нас окружили старые экспонаты, чучела животных, в том числе был и амурский тигр, съевший, по слухам, сорок восемь человек. Далеко не сразу я заметил портрет Петера Фройхена, который висел над величавым кирпичным камином. Меня заинтересовал этот эксцентричный человек, и стало любопытно, что такого замечательного он совершил, коль его портрет повесили на почётном месте. В Клубе исследователей состояло много замечательных личностей: Теодор Рузвельт, Тур Хейердал, Джон Гленн, сэр Эдмунд Хиллари, Рой Чапман Эндрюс – один из прототипов Индианы Джонса… Так почему здесь висит Фройхен?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное