И откуда только люди берут такое количество стали?.. Чудак Арто, чего придумал: из-за Шуры я, видите ли, не сплю. Просто я теперь командир роты, и на мне обязанность охранять тысячу сто квадратных метров земли. И не только охранять, а подготовить плацдарм для взлета, то есть для наступления на противника. А как же! Если я не буду наступать, ты не будешь, он не будет — кто же тогда выдворит гитлеровцев восвояси? Им ведь тоже небось надо домой. Сами не убираются, значит, надо турнуть их. Ясно, что не все доберутся домой: кто-то ткнется вот в этот новогодний снег, да так в нем и останется. А кто-то получит пулю в живот, кто-то вовсе без головы останется… Но иные, может, один из двух, доберутся до места.
Гнать, гнать, их надо, чтобы и нам потом разойтись по своим домам. Должен же я наконец проверить тетради моих учеников, должен что-нибудь сказать Маро?! У человека тысяча дорог. Но как бы и где бы они ни петляли, а ведут всегда только к своему дому, к своей Маро…
Так, значит… Что так? Не то получается. А почему, собственно, не то? И кто может с уверенностью сказать, что в жизни то, а что — не то?.. Э, муть какая-то все лезет в голову… Так, значит, Новый год! Скоро два месяца, как наши освободили Киев. И еще добрая весть: мама пишет, что корова наша отелилась двойней. Одну телку они решили вырастить, а другую будут продавать — надо сестрам одежду купить.
Сахнов поднял голову:
— Не пора еще?..
— Спи, пока спи, — сказал я и вдруг спросил: — Слушай, батько, у вас есть корова?
— У кого это «у вас»? Кто это — мы?
— Ну… у тебя?..
Он засмеялся:
— Видал в степи ветер?
— Нет, я в горах жил.
— Ветру все одно — что степь, что горы, знай носится бездомный. Вот и я, как ветер, тоже бездомный. Какая уж тут корова.
— Прости, батько, знаю ведь все, да так уж, размечтался. Поди-ка в роту, взбодри ребят, чтоб не уснули.
— Да пусть себе поспят. У фрица задница солью начинена. Еще чуток нажать, разорвет, и нет его.
Сахнов засмеялся и ушел.
Утро началось наступлением широким фронтом. Полоса действия моей роты тысяча его метров. Мало? Что делать. Я всего только командир минометной роты 261-го полка. Будь я командующим армией, может, было бы тысяча сто километров. Но эдакие масштабы не для меня.
Атака наша прошла неудачно. Убило двух моих солдат. Нам выдали водки — по сто граммов на брата. Я обменял свой хлеб на водку и выпил все разом. Сахнов протянул мне на закуску вареной картошки, я не взял. И картошка и даже шоколад только бы сбили хмель.
Мы все на том же месте, в снегу, под открытым небом. Ужасные холода. У меня четверо раненых. Подбит один миномет. Пала лошадь. Сегодня нам выдали белого хлеба и листовки с призывами: «Воины Родины, пришло время окончательно освободить Ленинград». Записи свои делаю на оборотной стороне листовки…
Мы продвинулись вперед на восемьсот метров. В снегу лежит убитый немец. Голову ему снесло напрочь. Ужасно это — видеть человека без головы… Велел Сахнову закопать его.
Продвинулись вперед на восемь километров! Одному из бойцов оторвало стопу. Он крепко прижимает ее к ноге, а кровь хлещет отчаянно.
— Не прирастет? — спрашивает он потерянно у Сахнова.
— Брось ее, дай перевяжу рану, дурак! — сердится Сахнов. — Это тебе не дождевой червь.
Раненый потерял сознание. Пришла Шура и уволокла его в тыл.
— Несчастливое сегодня число! — бросает Сахнов, сплевывая. — Если сегодня меня не убьет, значит, уж никогда не убьет.
В роте трое убитых, восемь раненых. Приказываю похоронить убитых, как положено.
Ведем бои за Новгород — он слева от нас.
— Сегодня нам Новгорода не видать, — говорит Сахнов.
— Почему?
— Иудино число…
Сегодня мы Новгорода не отбили.
Холодно, вьюжно… От моей землянки до позиции противника не более двухсот метров. Все деревья повалены, вырваны с корнями. Снег, снег…
Телефонный звонок. На проводе командир полка.
— Двадцать пятый вас слушает!..
— Ну как там, готовы?
— Все в порядке!
— Молодцы! — Голос у комполка повеселел. — Водки вам выдали?..
— Нет.
— Э, ладно, братцы, все сполна получите, как только продвинетесь на новые рубежи.
— За каждые сто метров по сто граммов…
— Ну и ну!.. — весело засмеялся комполка. — Пусть так. Идет. И еще орден, если… Ну ладно, будь готов и жди команды.
Что ж, я готов…
Снаружи завывает метель. В землянку вваливается лейтенант Саша Карпов, высокий, чуть раскосый парень.
— Видел Шуру, привет тебе шлет! — с трудом переводя дыхание, говорит он.
«Шура, Шура…» И чего все только и знают, колют мне в глаза ее именем? Но странно, почему в моей землянке стало так тепло? Неужели от этого имени?
Я на своем НП, на сосне. Прикрываюсь щитом, все как-то надежнее. Слежу за противником. Ничего не видно, хотя враг — рукой подать. Плотная завеса тумана. Внизу, в снегу, — наша артиллерия, два танка и три самоходных орудия. И пехота. Справа от нас Ленинград, как клещами, зажат войсками противника. В прошлом году удалось чуть разжать эти клещи, дать Ленинграду выход к хлебу!