Жаждущие престола

После чего «царь» мрачно рявкнул на оставшихся с ним наедине Рукина, Меховецкого и Будзило:

– Если Ружинский запросит встречи со мной, отвечать уклончиво. Я знаю, о чем он будет договариваться – об оплате и его главном командовании войсками.

– Да, да, Ружинский хочет захватить всю власть, – подхватил, очень недовольный появлением Ружинского пан Меховецкий. – А вас, государь, он собрался постепенно оттеснить от правления.

– Что же вы напустили полный дворец разбойников этого Ружинского? У нас никакой охраны нет, что ли?

– Да не хотелось затевать свару, – пряча глаза, буркнул Будзило; он изрядно перетрусил, когда ввалились гусары князя, явно настроенные на драку.

– Попробовал бы ты, государь, их не впустить, – обидившись, проговорил тоже струхнувший «окольничий» Рукин.

– Для него я занят, – имея в виду Ружинского, отрезал «Димитрий». – На всякий случай, потолкуйте с нашими сотниками. Пусть подтянутся, ратников пошпыняют, чтобы были готовы к бою. Скажете – я приказал.

«Димитрий» действительно опасался князя Романа, имевшего более многочисленную дружину, чем его собственная. Чтобы быть увереннее в своей власти, требовалось еще одно сильное войско. Таким войском мыслились донские казаки Ивана Заруцкого. Поэтому «Димитрий Иванович» и отодвигал встречу с князем Ружинским. Он надеялся на скорое прибытие казаков. Тогда можно будет поговорить с высоты своего «царского» положения. И указать ему на то место в войске, которое для него оставлено.

Князю Ружинскому дважды отказали в приеме у царя. Кто-то намекнул, что он подозревается в измене, в намерении захвата власти. Были то прежде всего убеждения Меховецкого или нет, однако явился повод отказывать князю в приеме.

Ружинский пришел в ярость. Его гусары взвыли от злости.

– Он намеренно меня оскорбляет, обвиняя в измене! – орал князь, потрясая кулаками и поминутно хватаясь за саблю. – Немедленно соберите коло[76]

. Пусть «Димитрий» ответит перед коло.

Опасность положения оценил Валавский, которому нравилось быть канцлером у самозванца. Не совсем ясно, почему русский царь должен был отчитываться перед «коло». Очевидно, потому, что большинство его ратников были нанятые поляки. Коло могло закончиться убийством вызванного ответчика.

– Надо ехать, государь, – осторожно посоветовал Валавский. – Коло сердить опасно. – Он знал: коло – почти неуправляемая стихия, буйная, наглая, вооруженная толпа.

Выпив для бодрости большой кубок вина, «царь» надел богато расшитый золотом, лучший кафтан, горлатную соболью шапку. Он сел на коня с высоким седлом, серебряными стременами и золотой бахромой. На поясе висела сабля в красных бархатных ножнах. Он выехал на середину площади и упер правую руку в бок.

На площади собрались представители почти восьмитысячного польского войска. Все верхом на конях, при полном вооружении. Они окружили «Димитрия» плотным, угрожающе галдящим кругом. Несколько бояр, бывших в приближении к нему, и около полусотни пехотинцев с пищалями оказались оттесненными от своего государя.

Враждебные выкрики и общий ропот не прекращался.

Тогда «царь» неожиданно взмахнул сжатой в кулак рукой и грубо выругался по-польски. И тотчас же еще более зло по-русски. Это воздействовало на раздраженных удальцов Ружинского. Постепенно они умолкли, продолжая свирепо мерить глазами надменного человека в горлатной московитской шапке.

– Ваши упреки мне и ваши просьбы. Говорите, – отчетливо, так что услышали все, произнес «царь».

Из массы всадников в кунтушах выехал адъютант Ружинского.

– От имени всего коло мы требуем указать тех ваших придворных, которые назвали князя Ружинского изменником.

– Вы хотите, чтобы я выдал вам верных слуг моих, которые меня предостерегают от беды? Никогда не велось такого: государи московские верных слуг своих не выдавали. И я этого не сделаю, даже если бы мне указал Бог.

Самозванцу нагло кричали:

– Ты хочешь оставаться с теми, кто по углам языком прислуживают? Или тебе нужно войско, которое пришло служить жизнью и саблей?

– Думайте, как угодно, мне все едино. Если вы недовольны, можете убираться прочь, – не теряя хладнокровия, ответил «Димитрий». – Я вас к себе не звал.

Коло заревело от бешенства, многие гусары потянули из ножен сабли. Нашлись такие буяны, которые скрежетали зубами и требовали немедленно убить оскорбившего их схизматика.

В общении второго Лжедимитрия с поляками не возникало обсуждения веры, каких-либо требований, с одной стороны, и обещаний с другой. Поскольку он не встречался ни с папским нунцием, ни с королем, ни с иезуитами, а тем более, не переписывался с папой римским, как это делал первый Лжедимитрий, то религиозных обострений в его лагере не происходило.

«Царь» заведомо воспринимался всем своим окружением как православный государь. А за помощь против Шуйского он никому не обещал вводить на Руси католичества, считая все отношения с поляками чисто военным делом.