ЖД (авторская редакция)

Гуров окинул его таким взглядом, что более впечатлительный персонаж растаял бы в воздухе.

— Ты что здесь делаешь?— спросил он тихо.

— Вашу жизнь, инспектор… спасаю вашу жизнь… вы в опасности… кругом ЖД…

— Пошел на х…!— заорал Гуров, и западный ветер пролетел по Дегунину тяжелой холодной птицей.

— Инспектор…— попятился Плоскорылов. Он и вышел бы из комнаты, но сзади его вдруг похлопали по плечу.

— Тихо, тихо, капитан. Не спешите. Поговорим.

Это был Эверштейн, взявшийся непонятно откуда.

— Ба, Гурион!— воскликнул он.— Какая встреча! Контрразведка и тут впереди. Но уж этого вы не трогайте, не трогайте. Этот — мой.

Плоскорылов дрожал и покрывался крупным потом.

— Как это вы его выцепили?— без умолку трещал Эверштейн.— Я и мечтать не мог о такой удаче. Ну, думаю, этот-то мне никогда не дастся! Я ведь могу добраться только до тех, кто в бою, а патриотические мыслители всегда в обозе. Много, много про него наслышан. И как он при пытках любил присутствовать, и пленных расстреливал, и своих мог… Колоритнейший персонаж! Да, Плоскорылов, гранатку-то отдайте. Отдайте, нечего. Все равно не взорвется. Во-первых, не умеете, а во-вторых, небоевая.

— Она боевая!— завизжал Плоскорылов.

— Бросьте, бросьте. Боевое — вот, это настоящее, оно действительно стреляет,— он достал маленький хазарский пистолетик, прекрасное боевое оружие, мечту офицера.— Давайте ваш муляж, и нечего.

Поджимаясь, словно прикосновения хазара способны были отравить его, Плоскорылов отдал гранату.

— То-то же. А чего это вы со своими в бой пошли? Я видел, конечно, как вас солдатики прикрывали,— не боялись вы, Плоскорылов, что вас свои пристрелят? Вас же страшно любят в войсках, идеолог гребаный.

— Что вы знаете о войсках!— взвизгнул Плоскорылов. Он уже понял, что Эверштейн сразу не убьет, сначала поглумится. На богфаке учили: кто хочет убить, убивает сразу. Эверштейн часто производил обманчивое впечатление: слишком типичный с виду, совершенно стальной внутри. Тоже типично, но не так общепринято. Автор рисует Эверштейна с нескрываемой симпатией, но это не потому, что ему так уж симпатичен Эверштейн. Ему симпатичны любые нехазарские проявления в хазарах и всякое неваряжство в варягах. Эверштейн был человек последовательный — редкость в хазарах; они обычно последовательны только в одном — в святой уверенности, что им-то разрешена любая непоследовательность. Эверштейн укрепился в этом не до конца — слишком долго жил в России, много читал литературы.

— Знаю,— сказал он.— Знаю больше, чем достаточно. Удивительный народ — все никак не пойму, почему они не повернут оружие против начальства? Впрочем, это дэтали. Что ж вы, Плоскорылов, по избам отсиживаетесь во время боя? Ваши там уже побежали, а вы решили в погребе закрепиться?

— Я охраняю жизнь инспектора Гурова!— гордо сказал Плоскорылов.

— Похвально, похвально. Инспектор Гуров — наш человек, охрана его жизни вам зачтется.

Плоскорылов побелел еще раньше, поэтому теперь посерел.

— Костя, это правда?— спросил он с надрывом.

— Неправда,— спокойно сказал Гуров.— Вы, Миша, зря перед ним так распространяетесь.

— Думаете, он кому-нибудь успеет рассказать?— улыбнулся Эверштейн.— Дудки. Вы меня, Гурион, плохо знаете. Я за ним слежу с довойны. Интересный малый. Я его ЖД читал — прямо поэма. Так расписывал наше будущее четвертование на Красной площади — я плакаль! Говорил, что пусть мы только сунемся. Лично, лично! Зубами будет грызть! Ну и вот, мы и сунулись. А, Плоскорылов? Юзер Плоскорыл? Гроза живого дневника, ядерное православие? Что делать будем, Плоскорылов? Молиться или деньги предлагать?

Плоскорылов молча трясся, перебегая глазами с Гурова на Эверштейна.

— Деревня, кстати, за нами,— бросил Эверштейн.— Генеральное сражение проиграно блистательно. Вас уже земля не терпит — Дресва в ясный день из берегов вышла.

— Около заухало? (Твои дела?) — быстро спросил Гуров у Аши.

— Не я,— покачала она головой.

— Но не я же!

— Говорила я тебе — земля встает.

— Э, э!— заинтересовался Эверштейн, не опуская, однако, пистолета, направленного в живот Плоскорылову.— Что еще заухало?

— Так, пословица.

— А это еще кто? Прекрасная пленница? Что-то я вас в Дегунине не видал…

Эверштейн шагнул к Аше, не забывая поглядывать на Плоскорылова. Эта предосторожность, впрочем, была лишней — капитана-иерея парализовал ужас. Он вообще уже ничего не понимал.

— А-а!— радостно воскликнул Эверштейн.— Подтверждаются лучшие предположения! Интересно, интересно. Не ушли, стало быть. А где же наш возлюбленный? Наш доблестный губернатор Бороздин, якобы перебежчик? Вот оно как все оборачивается-то, а? Ну, Гурион, ну, умница! Не зря ценим. Как же вы их раскололи-то, Гурион? Вас же не было, когда он приходил!

Гуров молчал. В теперешней обстановке это было самое верное.