Жданов

В итоге в УПА дополнили проект постановления: «Отметить, что работники издательства… политредактор Главлита… допустили грубую ошибку, издав сборник идеологически вредных, религиозно-мистических стихов Ахматовой»^{327}. Андреев вписал карандашом ещё один, очень короткий последний пункт: «Книгу стихов Ахматовой изъять». В 1914 году, когда у «царскосельской весёлой грешницы» вышла первая большая книга стихов о салонных томлениях изысканной барышни, подросток Андрей Андреев вкалывал на петербургской обувной фабрике «Скороход».

«Перо задело о верх экипажа. / Я поглядела в глаза его. / Томилось сердце, не зная даже…»^{328} — не зная, даже не задумываясь о тех миллионах полуголодных, остававшихся за бортом того экипажа. Позже Жданов совершенно справедливо в глазах большинства людей своего поколения назовёт эти стихи Ахматовой «поэзией десяти тысяч верхних старой дворянской России».

Впрочем, не стоит думать, что тут была какая-то вражда к стихам и поэтам или повышенное внимание конкретно к Ахматовой — данному постановлению оргбюро от 29 октября 1940 года предшествует постановление политбюро о проведении вечера, посвященного памяти Адама Мицкевича. Сама поэтесса отнюдь не была «запрещена» — в следующем году журнал «Ленинград» опубликует цикл её стихотворений. Изъять же в ноябре вышедший весной сборник Ахматовой просто не успели, так как его быстро раскупили обитатели столиц, Москвы и Ленинграда. Видимо, ещё и поэтому сообразительный товарищ Жданов не спешил включать пункт об «изъятии» в проект постановления.

Отметим, что ни до, ни после Сталина власть в России не уделяла такого пристального и постоянного внимания вопросам литературы и культуры вообще. Этому есть очень простое и чёткое объяснение. Не зря сам Сталин с горечью говорил, что в прошлом Россию «били за отсталость, за отсталость военную, за отсталость культурную». Культурная отсталость как причина неудач и поражений русской цивилизации не зря названа одной из первых. Стихи и фильмы тут по важности не уступали линкорам и танкам. Над преодолением этой культурной отсталости и бился «идеолог-практик» Жданов. Преодоление требовало от творческих личностей и напряжения, и самоограничения разнузданных талантов — ясно, что не всем творцам это нравилось. Но, вероятно, для развития страны и народа слезинками нервных поэтов и сексуально-раскрепощённых поэтесс можно пожертвовать? По крайней мере наш герой отвечал на этот вопрос утвердительно…

Сам Жданов своё мнение о литературе формулировал так: «Литература призвана не только к тому, чтобы идти на уровне требований народа, но более того, — она обязана развивать вкусы народа, поднимать выше его требования, обогащать его новыми идеями, вести народ вперёд»^{329}.

Глава 19. «ЗАКОН ЖИЗНИ»

В XX веке наряду с печатным словом «важнейшим из искусств» стало кино. И здесь Жданов тоже не остался в стороне. На XVIII съезде ВКП(б) 18 марта 1939 года в своём докладе он специально затронул вопросы кинематографа, необходимость его широкого использования для пропагандистской работы партии.

Между тем, при всех успехах советского киноискусства, само кинопроизводство оставляло желать лучшего. Летом 1940 года группа ведущих режиссёров — Александров, Трауберг, Ромм, Каплер, Эрмлер, Васильев — обратилась с письмом к Сталину: «Отношения между руководством и художниками советского кино достигли пределов невозможного. Руководство кинематографии не понимает, что за 22 года партия вырастила в советском кино кадры подлинных партийных и непартийных большевиков-художников. Вместо того чтобы во всей своей деятельности опираться на эти кадры, оно, руководство, отбрасывает их от себя, рассматривая художников кино как шайку мелкобуржуазных бездельников, как рвачей, как богему. В результате творческие работники перестали уважать своё руководство и доверять ему. Они считают руководство беспомощным, невежественным и зазнайским…»^{330} Сталин поручил разобраться с этим криком души наиболее маститых режиссёров страны Жданову, а также уже упоминавшемуся секретарю ЦК Андрею Андрееву и секретарю столичного горкома партии Александру Щербакову.

22 августа 1940 года политбюро приняло постановление о создании комиссии по предварительному просмотру и выпуску на экраны новых фильмов. Два дня спустя в состав этой комиссии по личной инициативе Сталина был включён Андрей Жданов. С лета 1934 года наш герой в составе ближнего круга вождя периодически участвовал в вечерних и ночных просмотрах фильмов в небольшом кинозале, возле старого Кремлёвского дворца. Когда в ноябре 1934 года Сталин впервые собирался смотреть только что вышедший фильм «Чапаев», он задержал начало показа, вызвав на просмотр новинки Андрея Жданова^{331}. Эти «частные» просмотры фактически определяли судьбу советского кинематографа.