Жди меня, когда небо окрасится в розовый

– Я всегда был таким. Немного раздолбай, чувственный раздолбай, а потому живой. Мне нравится быть живым. Пускай у меня и ветреная голова, зато я здорово провожу время. Например, с тобой. Можно сказать, ты часть моей жизни. Звучит очевидно, но вдумайся в эти слова и поймешь, сколько в них искренности и счастья…

По моему глупо открытому рту было похоже, будто я хотел выпалить что-то вроде «люблю тебя», однако вовремя спохватился.

– Вот как. – Мирай смущается. – Мне приятно такое слышать. Спасибо.

– Да не за что! Это только начало, знаешь ли. Ведь весна только начинается, и чем дальше, тем лучше.

– Посмотрим, Рэй. Мне уже нравится твой настрой.

– И мне, – лепечу я, затем слышу свои мысли, исполненные легкого трепета: «Когда-нибудь признаюсь тебе в любви, Мирай. И тогда дам обещание, что буду любить тебя вечно, что бы ни стряслось».

– По правде говоря, ты меня даже вдохновил, если можно так выразиться.

– А?

– Ну, я имею в виду, что после твоих речей мне стало так приятно, что даже как-то жить захотелось. Понимаешь? – Она поражает меня своей слабой улыбкой.

– Знакомое чувство, да…

«Хотя, знаешь… я уже готов пообещать, что буду любить тебя вечно. Ведь благодаря тебе весна в моем сердце наступила гораздо раньше и теперь может цвести бесконечно».

* * *

Снова внезапное переключение. На сей раз в место, мне незнакомое.

Железная дорога вдоль леса, который обрывается последним рядом деревьев на склоне почти у земли. По рельсам беспечно расхаживает мальчик лет тринадцати, стараясь удержать равновесие. Это Адам. Молодой, еще не знающий мук, мой лучший друг Адам. Он шаг за шагом идет по стали, от которой отсвечивают блики солнца и слепят глаза, и напевает себе под нос какую-то мелодию. Где-то вдали гудит поезд. Адам останавливается и оборачивается уже взрослым. Его губы разлепляются, и я слышу: «Заслуживаю ли я жить теперь, когда осознал, что полностью всё разрушил?» Разрыв. На этом лента и закончилась. Экран потух.

Яркий и насыщенный мир снов вмиг сменил темный потолок настоящего. Я слышал звон мобильного, что и вытащил меня из царства грез, – это Мирай звонила мне, чтобы разбудить. Время уже пришло.

* * *

Мы встретились у моего дома, а затем вызвали такси и поехали к станции. Ветер выл свою дикую песнь, чистое небо медленно окрашивалось из черного в синий, и луна уже закатывалась за горизонт, позволяя возвыситься грядущему солнцу. В моих наушниках по пути играло множество песен, но одна из них по настроению подходила лучше всех остальных – Where Did You Sleep Last Night в репертуаре Курта Кобейна. Я думал, что он успокоит меня, но его трагичный вой во второй половине трека внушал чувство обреченности. Деревья за окном, которые только множились по отдалении от города, хмурыми уродливыми кляксами маячили перед взором, заставляя всё внутри клокотать. Конечно, мне было страшно. Над нами с Мирай был занесен дамоклов меч – кто знал, что случится в следующие полчаса?

Ближайшая электричка была пустой. В ней не было ни души, кроме нас. Ружье Мирай по классике находилось в гитарном чехле подле нее, а сама она сидела рядом со мной. И только постукивание колес поезда исключало абсолютную тишину. Наушники я убрал, потому что музыка уже не успокаивала (впрочем, тем утром она не успокаивала вообще). И все звуки вокруг царапали мои нервы. Раздражало даже глотание слюны. Даже собственное дыхание.

В один момент мой нос учуял запах табака. Я повернул голову и увидел, как Мирай с упавшей головой курит сигарету. В ее взгляде отражалось то же беспокойство, что и в моем. За окном вагона только-только наступили синие сумерки.

– Мирай, тут нельзя курить, – сказал я с неохотой.

– Я понимаю. – И она вновь поднесла яд к дрожащим губам.

– Может, хотя бы форточку откроем?

– Делай что хочешь, – неожиданно сухо кинула Мирай. – Я пытаюсь сосредоточиться.

– Тебе тоже страшно. – Я положил свою руку на ее кисть. – Важно сейчас держаться вместе. Тогда мы сможем одолеть любые опасности.

– Верно. – Она заметно повеселела после моего прикосновения. – И чего это мы унываем? Может, всё в действительности не так плохо. Может, моя помощь вообще не понадобится и…

– И Адам окажется честным воином? Как бы не так. Здесь он не отличается гордостью и честью. В этой реальности его рассудок помутнен, он на грани безумства. Хотя то, что я видел в магазине Кристофера Фоксуэлла, заставляет усомниться в том, что он лишь «на грани». Нет, прости, не стоит утешать себя эфемерными надеждами. Просто нужно быть готовым к худшему.

Мирай взглянула на меня с испугом и опять принялась за сигарету, которую уже почти докурила. Я же сильнее сжал ее руку. И тут же напел старенькую мелодию, подобную мелодии из музыкальной шкатулки, со своими словами:

– «Всё-о будет хорошо, хорошо, хорошо. Всё-о будет хорошо, моя милая леди…»