Жди, за тобой придут

И всё-таки однажды провидение сподобилось организовать для Кости занятную и неожиданную встречу, которая произошла в конце ноября, то есть, за две недели до их с Таней пышной и многолюдной свадьбы.

Этот человек неожиданно появился тогда на одной философско-музыкальной вечеринке и был отрекомендован кем-то из полупьяных хозяев квартиры в качестве индийского йога, находившегося в России проездом и, несмотря на русское происхождение, не очень владевшего «великим и могучим» языком своих предков.

Незнакомец был среднего роста, чуть корпулентного телосложения, лицо имел гладко выбритое, маловыразительное, загорелое, что наилучшим образом подтверждало его недавнюю южную осёдлость; многословие, по первому впечатлению, решительно не являлось его главной характеристикой.

Под длинным фиолетовым пальто «индус» оказался одетым в странного вида восточный лапсердак с позументами на обшлагах и вороте, а на груди его болтался четырёхугольный талисман, сделанный из какого-то гладкого, тёмного камня и обрамлённый в замшевый переплёт с ажурной тесьмой.

Немного помпезная экстравагантность верхней части одеяния вполне уравновешивалась широкими походными брюками со множеством карманов. Такие брюки недавно вошли в моду на Западе и были очень популярны среди отпускников, а также людей увлекающихся кемпингом и пешим туризмом.

После сдержанного поклона всем собравшимся, незнакомец занял свободное кресло в углу комнаты, взял в руки глянцевый журнал, валявшийся на подоконнике, и долгое время оставался так в совершенном одиночестве. Он ни на кого не поднимал глаз, и, как это обычно происходит в таких случаях, о его существовании все тоже очень скоро забыли.

Все кроме Кости…

Глава девятнадцатая Бельгия, Ремушан, июль 2006

Костя, замыкавший колонну и шедший непосредственно за Эвелин, никак не мог оторвать взгляд от её обнажённой поясницы.

— Слушай! — возбуждённо обратился он к девушке, выставив громкость на такой уровень, чтобы ни Флорис, ни Жаклина ничего не могли уловить. — А ты чего так стеснялась по поводу латиноса?

— Никакой он тебе не латинос! — ответила Эвелин, даже не повернув головы. — И почему это, собственно, я должна перед тобой отчитываться?

— Обернись, пожалуйста!

— Я с тобой не разговариваю.

В первом чуме Жаклина знала трёх человек из десяти, один из которых оказался голландцем по имени Яго, а двое других — бельгийцами, Хильдой и Бартом. С женщиной, как выяснилось, была также знакома и Эвелин.

Полноценных шаманов в чуме было два, и оба оказались разодетыми подобно главным экспонатам историко-этнографического музея. Их бурятские имена по некоторым звуковым параметрам абсолютно не стыковались с возможностями европейской и русской памяти, из-за чего избранники духов вынужденно отрекомендовались приемлемыми международными псевдонимами.

Того, который был немного повыше ростом и чуть плотнее можно было величать Мишей, а его коллегу, соответственно, — Николаем. Присутствовавшая здесь же импресарио-переводчица с монголоидными чертами лица назвала себя Анжелой.

— Ну, а меня на родине кличут Константином. Для вас, дорогие земляки, обыкновенно, Костик.

Эту фразу он, к удивлению всей присутствовавшей публики, завернул по-русски.

Кроме Николая и Миши, в лагере имелся ещё один шаман, чьё подлинное имя, Баир, оказалось фонетически доступным как для бельгийцев, так и для Кости. Помимо этой тройки, по чумам болталась пара дюжин их учеников и разного рода оккультных прихлебателей, в том числе и местных. Кое-кто из последних был знаком с пловчихой.

Жаклина договорилась по поводу участия «её группы» в предстоящих камланиях, депонировала вполне по-западному оттаксированную мзду — за себя, Эвелин и Флориса, и, наконец, подозвав Анжелу, сообщила ей, что Костя как раз и является тем помощником, которого она обещала Хильде и Барту.

— Ну-с, девушка, показывайте объём работ! — сказал Костя на домашнем наречии и соблазнительно улыбнулся статной монголке.

Краем глаза он не без тайного удовлетворения заметил, что на Эвелин такой его ход подействовал правильно: она чуть приподняла свой обворожительный носик и едва слышно хмыкнула.

На вид Анжеле было лет тридцать. Её одежда отличалась гораздо меньшим обилием патриархальной диковатости и с некоторой натяжкой могла бы быть причислена к европейскому стилю.

— Идите за мной! — негромким, но жёстким, до звенящей меди, голосом приказала монголка.

Костя повиновался.

— Ты знаешь, Константин, — шепнул ему на ухо Флорис, когда они с Анжелой вернулись в компанию. — Я был бы не прочь познакомиться с этой распорядительницей поближе. В ней столько сексуальности… и, по-моему, она прирождённая dominatrix.

«А как же Эвелин?» — машинально хотел спросить Костя, но передумал. «Э-э-э… — мелькнула у него через секунду коварная мысль. — А латинчик-то наш слегка freakанутый!..».