Жду ответа

Майлс часто пытался припомнить, когда Хейден впервые начал употреблять выражение «мой труд». Сначала была просто игра, в которую они вдвоем играли — Майлс даже помнит день, когда начали. Тем летом им исполнилось по двенадцать, оба упивались книжками Толкиена и Лавкрафта.[7] Хейден особенно увлекался картами в романах цикла «Властелин колец», а Майлсу больше нравились мифические и загадочные места у Лавкрафта: чужой город под антарктическими горами, доисторические циклопические города, проклятые города Новой Англии.

Они отыскали старый атлас с золотым обрезом в твердом переплете 25×20 на полке в гостиной, где стояла еще «Всемирная литературная энциклопедия», с наслаждением его ощупывали, радовались увесистости, наделявшей его достоинством древнего фолианта. Это у Майлса родилась идея — взять карты Северной Америки и превратить в фантастические миры. Горные поселения карликов. Сгоревшие руины гоблинов на равнинах. Провести границы, сочинить историю, описать битвы, основываясь на допущении, что Америка в незапамятные времена, до индейцев, была царством великих городов, древних рас колдунов и волшебников. Замечательно, думал Майлс, сооружать собственные донжоны, устраивать драконьи бои в реальных местах, смешанных с фантастическими; у него были вполне конкретные представления о будущем развитии событий, а Хейден уже склонился над картой с авторучкой с черными чернилами. «Вот тут пирамиды», — сказал он, указывая на Северную Дакоту, и Майлс смотрел, как брат чертит три треугольника прямо на странице атласа. Чернилами!

«Хейден! — сказал Майлс. — Это же не сотрешь. Нам влетит».

«Нет-нет, — успокоил его Хейден. — Не трусь. Мы его просто спрячем».

И это был один из первых секретов — старый атлас, засунутый под стопку настольных игр на полке шкафа в их спальне.

Старый атлас до сих пор у Майлса, и, поджидая паром на берегу реки, он его вытащил и опять пролистал. В нем на северном побережье Канады стоит нарисованная Хейденом башня с подписью Майлса, неуклюжей подделкой под каллиграфию: «Неприступный замок Мрачного короля».

Как смешно, думал он. Как прискорбно, что взрослому человеку доныне приходится идти по следу, проложенному в двенадцатилетнем возрасте! Во время многолетних поисков Хейдена он часто подумывал описать положение дел. Например, властям. Или психиатрам. Людям, с которыми дружил, девушкам, в которых влюблялся. Но в последнюю минуту всегда колебался. Детали слишком глупые, нереальные, вымышленные. Кто поверит в подобную белиберду?

«Моему брату очень плохо. — Вот все, что он сумел сказать кому-либо. — Он тяжело… болен. Душевнобольной».

Что еще можно сказать — неизвестно.

Когда у Хейдена проявились первые признаки шизофрении — они еще учились в средних классах школы, — Майлс по-настоящему не поверил. Прикол, думал он. Для понта. Как в тот раз, когда шарлатан-консультант признал Хейдена «гением» и Хейден превратил это в хохму.

«Ге-е-ений, — протянул он мечтательно и насмешливо. Они только что перешли в седьмой класс, сидели поздней ночью в двухъярусной кровати в своей комнате, голос Хейдена плыл в темноте сверху. — Эй, Майлс, — сказал он обычным ровным, чуть удивленным тоном, — как это получается, что я гений, а ты нет?»

«Не знаю, — сказал Майлс. Он не смутился, возможно, чуть обиделся, но просто уткнулся в подушку лицом. — Меня это не сильно волнует», — сказал он.

«Ведь мы же идентичные, — сказал Хейден. — У нас абсолютно одинаковая ДНК. Как такое возможно?»

«По-моему, дело тут не в генетике», — угрюмо ответил Майлс, и Хейден рассмеялся.

«Может, я просто людей дурачу лучше, чем ты, — сказал он. — Вообще смешная идея с коэффициентами интеллекта. Тебе никогда не казалось?»

Когда мать принялась обзванивать психиатров, Майлс опять вспомнил тот разговор. Дурачество, думал он. Зная Хейдена, он невольно считал специалиста, с которым мать консультировалась, жутко легковерным. Невольно считал так называемые симптомы Хейдена театральными и показными, думая, что их легко подделать. Мать к тому времени вновь вышла замуж, и Хейден ненавидел нового отчима, переделанную семью. Майлс невольно заподозрил, что Хейден разработал и осуществляет хитрый и коварный план — вплоть до симуляции серьезной болезни, — просто чтобы замутить воду, уязвить мать, самому позабавиться.