— Проще, но так интересно.
Слуг все-таки отправили. За закуской и чаем. На вопрос, зачем чай, Карамель отметила, мол, надо же нам из чего-то пить, а заодно и приличия соблюдем. Я хохотнула, маркиза поняла намек правильно, но не оскорбилась, посмотрела на меня с хитринкой и добавила:
— По крайней мере, я развила свое «недоразумение» до логического финала. А то за этими плясками втроем полдворца следит. И, к слову, в коридоре в жилом крыле прекрасная слышимость, так что о вашей милой беседе не в курсе только ленивый.
— Именно, — поддакнула Молин. — Но я ни при чем. Никому и ничего. Мне чести наблюдать за этим с лихвой хватило. Они так самозабвенно и интимно друг на друга орали, что меня в жар бросило.
— Угу, — отозвалась я, — до волдырей.
Сидели у меня. Не в гостиной, куда в любой момент мог протыриться любой желающий (запирать дверь днем Карамель посчитала подозрительным), а в комнате неясного назначения. В ней была конторка с письменными принадлежностями, полупустой книжный шкаф, три креслица (как раз по числу душ), столик, комодик со всякой ерундой вроде ниток, иголок, крючков, пялец, бисера и тонких лент. Из шкафа сквозь стекло таращились несколько кукол с фарфоровыми лицами в затейливых нарядах. Книги были сплошь о возвышенном, и ни одного путеводителя по сказочному беспределу.
То, что я опрометчиво назвала девичником, больше походило на поминки. Причем виновник поминок присутствовал лично и создавал ни с чем не сравнимую атмосферу кладбища на выезде. Осталось только некроманта пригласить. А что, беси и твари есть, панихида в разгаре…
Карамель с Молин не рискнули дегустировать неправедно добытое, обошлись вином из загажника маркизы, стыдливо разливая его в чайные чашки. Я же смешала один к одному «огненную воду» и крепкий черный чай, отдающий вишней. Попробовала. От вишневого привкуса стало еще мрачнее.
На столе, помимо милого в золотистых завитках и голубеньких незабудочках сервиза, расположились фигурные вазочки с затейливо украшенными деликатесами и сластями. Ворованная бутылка возвышалась над этим благолепием мрачной цитаделью. «А что это граф Суворов ничего не ест?», — тявкнуло подсознание словами древней рекламы, но сказочные фуагра в горло не лезли.
— А у вас в Мезерере всегда на девичниках так мрачно? — поинтересовалась раскрасневшаяся Молин.
— Угу, а на свадьбах, бывает, плачут, — отозвалась я, выхлебала чай как лекарство, сгрызла кисленький фрукт в карамельной глазури, выпрямилась и… внутри взорвалось фейерверком горячее и радостное.
Я почувствовала, как губы расползаются в шальной улыбке, обвела собрание слегка расфокусированным взглядом, остановилась на Карамель и томным голосом поинтересовалась:
— А у вас со Славом уже было?
— Не больше, чем у вас с его высочеством, — ответила Карамель ничуть не смутившись.
— То есть тут все такие правильные, что до свадьбы ни-ни?
— А у вас нет? — заблестела глазами Молин.
— Нууу, — протянула я, — это смотря где.
Дурной язык без тормозов уже готов был поведать собутыльницам теорию множественности миров, как послышались голоса, один из которых определенно принадлежал Вениану, а второй домомучительнице, грудью вставшей на пороке девичьей спальни, одинаково сообщающейся как с гостиной, так и с комнатой, где зашкерилась наша компашка.
Ах! Подумать только! Жених изволил беспокоиться моим отсутствием. Изнутри под марш из «Звездных войн» поднималось мрачное злорадное торжество.
Дверь в комнату распахнулась. На пороге статуей рока воздвиглась Колин. Баронесса с Карамелькой вжались в кресла, я поднялась, и, сделав характерный жест рукой, проникновенно возвестила:
— Это не те дроиды, которых вы ищете!
И стало по слову моему. Временная фрейлина захлопала глазами, развернулась и ушла, кудахча принцу о наличии отсутствия. Девицы припухли и воззрились на меня с немым изумлением.
— А что, — сказала я, добавляя радости в чашку, решив на этот раз не смешивать, и вторая порция бодрящего прокатилась по пищеводу, лавой разливаясь по желудку, а я азартно прищурилась. — Магия — сила! Ща как пойду чудесить!
— А как это у вас, княжна, так выходит? — осторожно поинтересовалась Молин.
— Да без понятия! — радостно выдохнула я, взмахнув рукой, недопитое живописно осело на обоях, девицы отпрянули. — А главное, знаете, что? — Девушки подались вперед. — В этом-то вся прелесть!
— А что вы можете? Ну, кроме как глаза отводить? — Карамель! Сама практичность в любой ситуации. Я даже умилилась. И задумалась, а и в самом деле?
— Есть конкретные пожелания?
— Ты не думаешь, что это чересчур?
— Немного доверия не повредит, она должна успокоиться и перестать рваться обратно, сам видишь, к чему это привело. Она сильнее, чем была настоящая Мари-Энн. Она хочет домой, и граница становится проницаемой. Пока ее держит только договор, а нужно еще что-нибудь. Например, нежная привязанность.
— Не ошибись, брат. Отец однажды ошибся, итог тебе известен.
— Мне кажется, что ты слишком к ней проникся…