Желай, Рапунцель (СИ)

Он направился к двери по неровной траектории. В обход каких-то никому, кроме него, не видимых препятствий.

Что-то подсказывало Дане, что оскорблений от Зиро Яков получал немало. Но последнее стало просто вершиной вершин. Гнилой вишенкой на протухшем торте.

И в таком состоянии он на фотосъемку собрался? Еще чуть-чуть, и всем им будет кранты.

Яков почти дошел до выхода. В это время дверь и сама начала открываться ему навстречу.

– Да, ребятки, можно уже выхо… – Шушу не закончила свою оптимистичную новость, потому что дверная створка полетела обратно на нее.

Грохот пронесся от одного конца здания до другого. За захлопнувшейся дверью запоздало взвизгнула Шушу. Застывший перед дверью Яков покосился на растопыренные пальцы прямо перед его лицом, впившиеся в белую поверхность. Пройдя взглядом по загнувшемуся рукаву пиджака, медленно обернулся, чтобы в следующий миг столкнуться взглядом с владелицей своевольной пятерни.

Даня держала дверь. Жала на нее со всей силы, как на гигантскую кнопку отмены Апокалипсиса.

– Д-д-даня? – жалостливо донеслось с другой стороны. – Ч-что там случилось?

– У нас есть семь минут? – повысив голос, спросила девушка.

– А? Ну… да, думаю, есть.

– Тогда дай нам семь минут.

На той стороне пугливо шмыгнули носом. Тихий топоток оповестил, что тревожный фактор на время покинул опасную зону.

– Я сделаю. – Голос Якова прозвучал твердо, но твердость эта была до жути искусственной.

Лицо мальчишки переняло оттенок губ. Создание, целиком вылепленное из снега.

– Нет.

– «Нет»? Не сделаю? – Чтобы хмыкнуть, Якову пришлось приложить немало усилий.

– Нет. – Даня развернула его к себе одним резким движением. Мальчишка врезался спиной в дверь. – Это нужно делать не так.

Слева что-то сверкнуло. Даня подцепила пальцами ключик-подвеску, невесть когда успевшую выскочить из-за ворота блузки и зацепиться за воротник пиджака. Наверное, в тот миг, когда она рванула за Яковом к двери. Он тоже уставился на ключик. Потом поднял взгляд на нее.

«Вот же. И почему все не может складываться по-другому?»

Даня переместила пальцы на тонкую цепочку, придвинула к своей шее и отпустила. Ключик скользнул по коже, плавно вернувшись на свое место.

«Он мой».

Ключик?

Или…

От ее прикосновения Яков оцепенел. А она всего лишь дотронулась до его щеки. Положила ладонь на заледенелую кожу и провела до уголка губ. А когда приблизила к нему лицо, Яков перестал дышать.

«Боится, что меня сдует его дыханием», – посетила разум нелепая мысль.

Верно. Дане хотелось думать о чем угодно. О любой глупости. Все время, пока она сокращала последние разделяющие их миллиметры.

Губы коснулись виска мальчишки.

Холодный.

Кожа под ее губами потеплела. Странно делиться с кем-то.

Делиться теплом.

«Возвращаю долг», – прошептала Даня.

Ничего дурного. Она всего лишь поступила так, как должна была.

Он коснулся ее также – тогда, перед матерью, поделился своей силой, подарил иллюзию защиты. И теперь она восстановит его равновесие. Поставит на ноги. И… больше не будет ничего ему должна.

Этого было более чем достаточно. И, возможно, хватило бы того, первого, прикосновения к его щеке.

Потому что Яков очнулся.

И вмиг превратил ее в сосредоточие своего мира.

Даня ощутила, как перехватывает дыхание. Ей бы шагнуть назад. Отступить, выдохнуть, отвлечься. Но ничего из этого она так и не сделала.

Неповторимая уязвимость. Манящая беззащитность в ее руках.

Смотреть на это было опасно. Но не смотреть было просто невозможно.

Брови, чуть согнутые на переносице. Глаза – отражение испуга и боязливого неверия. И плотно сомкнутые губы.

Он успел покусать их. Едва заметные розоватые треугольнички следов – продолжение губ – выделялись там, где кончики зубов впивались в кожу.

На нем так легко оставить следы.

Открытая уязвимость.

Это было невыносимо.

И Даня сорвалась.

Глава 16. Хрупкое таинство

Никогда.

Ни разу в жизни Даня не испытывала такого невероятного прилива нежности. Даже не представляла, что такое может быть на самом деле. Разве подобные чувства существуют?

Руки легли на талию Якова и скользнули дальше – огладили спину, пропуская между пальцами тонкую ткань невесомого одеяния.

Стройный. Статный. Ладони, прорисовавшие невидимые линии от поясницы до самых лопаток, могли бы воспеть отдельную молчаливую песню совершенству тела, которого касались.

Яков едва заметно выгнулся, будто защищаясь от ее прикосновений. Но этим движением лишь сам приблизил себя к ней, создав новый контакт. Даня не отстранилась. Напротив – ей пришлась по душе такая податливость. Отклик тела на ее настойчивые касания.

Руки Якова застыли в воздухе. Он не мог опустить их или прижать к бокам – кольцо из девичьих рук сжалось сильнее. Ладоням Дани слишком нравилось ощущение холодной твердости чужой кожи. И ощущение наверняка стало бы острее, если бы не сбивающая мягкость ткани – последний рубеж удерживающейся защиты.

«Хочу, чтобы он снял эти тряпки. – В ясности ее разума теплилось нечто хищное. – Хочу… Стой. Остановись».

Страх своих желаний, порывов, мыслей почти заставил ее отступить. И она уже готова была прийти в себя и успокоиться.