Она так и сделала, глотала воду, словно та могла спасти ей жизнь. Наконец, она вытерла рот платком, что был в ее рукаве, прижала его к глазам.
— Как вы дышите этим каждый день? — спросила она ослабевшим голосом.
— Потому мы и живем недолго, — ответил я.
Она уронила платок и посмотрела на меня покрасневшими глазами.
— Не смешно, — сказала она.
Я улыбнулся.
— Я этого и не добивался, — я сел на старый диван, чтобы между нами было расстояние. Она была красивой, я к такому не привык. Она была не как большинство ю-девушек, гонящихся за последними трендами красоты, внедряющих в тело модификации, меняющие им нос, губы, бедра, зад, зависело от тренда. Ю-парни улучшали себе мышцы и покупали точеную челюсть. Но мода менялась, и ю меняли себе внешность почти каждый месяц. Мэй не могли такого себе позволить, им оставалось наносить макияж, использовать татуировки, что держались долго, и красить волосы.
Молодежь Тайпея стала хамелеонами. Мы не могли изменить смог, что окутывал наш город, но могли управлять своей внешностью, и каждый облик был ярче и круче предыдущего.
Она допила воду и с опаской посмотрела на меня.
— Как тебя зовут?
— Серьезно? — рассмеялся я.
Она подняла плечи.
— Думаю, ты на год старше меня. Восемнадцать. Родился в год лошади, — она кивнула на темную одежду, висящую на некоторой мебели в комнате. — Я буду звать тебя Темным конем.
Я чуть не улыбнулся, но вместо этого вытащил свой нож-бабочку и начал кружить его между пальцами и в ладони. Это помогало мне думать. Она напряглась, впилась руками в ноги. Она боялась, что я использую свое преимущество. Нет, и мне пришлось побороть желание успокоить ее и объяснить.
— Зачем все это, Ро? — ее голос прервал мои мысли.
Зачем все это, Ромео?
Она не говорила так в романтическом смысле, она говорила о трагедии.
Я оглядел комнату ее глазами. Я жил в заброшенной лаборатории, что принадлежала университету Янминьшань, экспериментальный «дом» был на пополняемой энергии. Когда-то люди думали, что планету можно сохранить такими способами. Можно, но мало людей это заботило. Богатые были слишком богатыми, бедные — слишком бедными, а средний класс, будем честными, был теми же бедняками, но с домами побольше, машинами получше. Теперь большая часть не доживала до сорока, и это заботило нас еще меньше.
В моем доме было только три комнаты: кабинет, ванная и эта главная комната, где была и маленькая кухня. Здесь был большой круглый обеденный стол с парой разных стульев, потрепанный желто-бирюзовый диван, которому было не меньше сорока лет, металлический стол и деревянный стул, на котором сидела она. Большие окна на южной стене выходили на густые заросли снаружи.
Я трижды подбросил нож, наслаждаясь щелканьем лезвия и рукоятей, а потом пожал плечами.
— Похищать в черном проще.
Плохая шутка. Ее глаза загорелись.
Я вскочил, схватил свой древний МакПлюс со стола и открыл его.
— Надевай шлем, — сказал я.
— Зачем?
— Ты звонишь своей семье.
Она послушалась, закрепила шлем, глубоко вдохнула, и ее грудь стала заметнее в ее костюме. Я притворился, что не увидел этого.
— У тебя одна минута, — я ввел нужные команды на ноутбуке и кивнул ей.
Мы ждали в напряженной тишине, но ответа не было.
— Отец не отвечает, — сказала она.
Как? Его дочь похитили.
— Звони маме, — приказал я.
Ее мать тут же ответила. Слава богам.
— Ма! — ее голос изменился, стал звучать юно и беспомощно.
Хотя ее шлем чуть потемнел, я заметил слезы в ее глазах, видел на стекле лицо ее матери.
Я мог понять разговор по ее ответам.
—
Она сцепила ладони перед лицом, ее пальцы дрожали, словно она могла задержать там изображение ее матери.
— Скажи ей, что я хочу триста миллионов долларов, — сказал я.
Ее зрачки уменьшились, она вздрогнула и посмотрела на меня.
— Ну же!
—
— На этот счет, — я дал ей номер кредитки со специальным счетом, она прочитала его. — У вас два часа.
—
Ее мама начала задавать безумные вопросы.
Кто он?
—
Где ты?
—
Я ввел команду и прервал ей связь.
Она отклонилась, растерявшись, чуть не упала со стула, а потом сняла шлем, бросила его на землю. Он отскочил от бамбукового покрытия и покружился, я подхватил его.
— Черт!
Она притянула ноги к груди на стуле и уткнулась лицом в колени. Ее плечи опустились. Когда она подняла голову, бледное лицо было в пятнах.
— А если бы ты его сломала? — я осторожно поставил ее шлем на обеденный стол.
— Триста миллионов? Ты серьезно?
Она была сильной. Я восхитился бы этим, если бы ее слова не разозлили меня.
— Что? Тебя ждет намного больше в фонде доверия, — у ю всегда были запасные пара миллиардов.
— Зачем тебе эти деньги? — спросила она, скрестив руки, оценивая меня взглядом.
— А тебе зачем? — парировал я.
Мы смотрели друг на друга, быстро дыша. Она из-за непривычного ей грязного воздуха, я — потому что был раздражен. Чертова ю-девчонка.