Желание

— И слушаться ю-девчонку? Быть ей собачкой на поводке? Нет, спасибо, — я шагнул вперед, вытянув руку. — Дядя, я могу купить вам горячий напиток. Вам стоит сесть…

— Не подходи! — закричал он, его слова булькали от мокроты. — Глупый? Я заразен. Хочешь быть таким же? — он провел грязным рукавом по рту, ворча под нос, а потом сказал. — Просто быть идеалистом, когда ты молод и красив, парень.

Я развернулся и пошел прочь. Ему не нужна была моя помощь. И что я мог ему сделать, кроме покупки горячего чая? Ему нужно было в больницу, нужны были лекарства, как было и с моей мамой. Я проглотил горечь, горе вдруг оказалось резким, как свежая колотая рана. Я больше ничего не мог предложить, ведь сам этого не имел.

Еще один лимузин пронесся мимо, этот был наверху, за ним следовали три мускулистых мэй-парня на воздушных мопедах — телохранители или игрушки, а то и оба варианта сразу. Но они хотя бы не усиливали суету внизу.

— Реальность всегда разрушает идеалы, — кричал мужчина за моей спиной. — Подожди, сам увидишь.

•  •  •

Клерк в прихожей захудалого караоке не посмотрел на меня, когда я прошел. Место было построено в девяностые, когда караоке было популярным, а теперь это место было старым и потертым, как и автоматы, которые они еще использовали. Тусклый свет люстры едва освещал темное фойе, от старого ковра воняло жиром и плесенью.

— У меня встреча с друзьями, — сказал я.

Клерк вонзил окурок в пепельницу.

— Высокий филиппинец? — сказал он, не поднимая голову. — Красотка в пышной юбке?

Я кивнул, не зная, как он догадался, а потом понял, что в этом жалком месте было не так и много занятых комнат.

— Наверху, — сказал клерк. — Номер два-ноль-три, — он зажег еще одну сигарету, затянулся, а потом закашлялся, выдыхая дым, взгляд был прикован к старому телевизору на стойке перед ним. У этого телевизора нужно было крутить ручку, чтобы сменить канал, он был бы античным, если бы не был таким мерзким. У многих мэй в эти дни остались сплошные мерзкие вещи.

Перешагивая по две скрипящие ступеньки, я оказался у темно-коричневой двери с тусклыми медными цифрами 203 на ней, из-за нее доносились приглушенные ноты баллады Джея Чоу. Я стукнул и повернул липкую ручку, толкнул дверь раньше, чем получил ответ.

На меня посмотрели четыре пары глаз, я пришел последним, как обычно.

Доктор Натарай сидела в центре потертого черного дивана, его искусственная кожа была в давних пятнах. Арун был слева от нее, его ярко-оранжевые, обычно торчащие, волосы были деловито стянуты в хвост. Линь И сидела справа от Натарай, она была в зеленой футболке и белой пышной мини-юбке с яркими тюльпанами на ней. Виктор сидел в красном бархатном кресле рядом с Линь И, его длинные ноги были вытянуты перед ним, он был ленивый как кот. И такой же спокойный.

— Рад, что ты пришел к нам, Чжоу, — протяжно сказал он.

Увидев, что доктор Натарай отвернулась и шепчется с Аруном, я показал Виктору грубый жест, и он расширил глаза в притворном шоке, едва слышно смеясь.

Линь И вскинула бровь, поджала губы, прося меня вести себя прилично. Я очаровательно улыбнулся и закрыл за собой дверь. Айрис стояла за ней, и я вздрогнул.

— Блин, Айрис! — сказал я.

— Привет, Чжоу, — она была в черном, как и всегда, и спрятала шприц, что держала в руке в скрытый карман на бедре. Быстрый удар в руку сон-чар, и я бы упал за секунды.

— Привет, — сказал я. Она уже отошла, опустилась спокойно в другое кресло, забросила ноги на подлокотник, устроившись там. — Простите, опоздал, — я видел сходство между доктором Натарай и Аруном, у обоих были темно-карие глаза, высокие скулы и волевые подбородки. Но черные волнистые волосы доктора Натарай были с сединой.

Она подвинулась на диване и улыбнулась мне, похлопав по месту рядом с ней.

— Всего на пару минут, Чжоу. Мы еще не начали.

Я сел между ней и Линь И. Даже доктор Натарай звала меня только по фамилии. Я не называл свое имя, друзья и не просили. После стольких лет на улицах я получил нужную анонимность. Чжоу была довольно распространенной фамилией.

Доктор Натарай подвинула мне белую тарелку, где были идеальные треугольники самсы, поджаренные до золотистой корочки.

— Я сделала твои любимые, Чжоу. Возьми, — она тепло улыбнулась.

— Спасибо, тетя, — мы все звали маму Аруна тетей, она сама настояла на этом. Ни у кого из нас не было матери, и она с самого начала приняла нас в свой дом и сердце. Три года она слушала и давала советы, а еще всегда была готова обнять. Она звала нас на ужины домой к себе и Аруну, тогда мы ели домашнюю пищу. Но нас привлекали не ее вкусные сааг панир или алу гоби, а ощущение уюта, которое она предлагала нам.

Желудок уже урчал, я отложил три еще теплые самсы на бумажную тарелку и принялся поглощать их с волчьим аппетитом, а потом сказал:

— У вас лучшая самса, — так и было.

Она склонила голову, золотые овальные серьги закачались, и ответила заговорщическим тоном:

— Я завернула тебе несколько, чтобы ты взял домой.