Это была их третья встреча наедине. Эллен Тернан не захотела никаких пирожных и заказала свежие вишни. Официант уверил ее, что у них самые лучшие вишни – прямиком из Кента. Но ни Диккенс, ни Эллен не притронулись к угощению, а просто общались. Они говорили о театре, и Эллен вспомнила несколько забавных историй на эту тему, говорили о политике, в которой Диккенс, в отличие от Эллен, разочаровался, не видя никаких особых перемен к лучшему, но все же согласился, что нужно отстаивать все прогрессивное. Говорили о литературе: любимыми писателями Эллен были Филдинг и Смоллетт. «Теккерей тоже неплох», – сказала она. Диккенс, которому зачастую не было чуждо такое чувство, как ревность литератора, тем не менее мысленно возрадовался, когда Эллен сравнила этого именитого писателя с лошадью породы клейдесдаль[37]
, участвующей в забеге на «Дерби». Потом они много смеялись, вспоминая смешные эпизоды, случившиеся с ними за последние несколько дней. Диккенс тоже много шутил, а потом вдруг разговор застопорился, и даже трудно было представить, что минуту назад они общались с такой легкостью. Оба замолчали, и каждый не знал, что сказать, а потом Диккенс смущенно и сбивчиво произнес:– Очень долго мне казалось, что я сдался, следуя туда, куда ведут меня жизнь и обстоятельства. Но за эти несколько дней я понял… Теперь я знаю, Нелл, что заблуждался.
Смысл этих слов был непонятен. Занервничав, она взяла вишню и, положив в рот, начала сосать ее как конфету, пока меж губ не осталась одна лишь косточка с остатками красной мякоти. Аккуратно взяв ее двумя пальцами, Эллен положила косточку на блюдце.
С замиранием сердца Диккенс уставился на эту косточку с красными прожилками. О, как же он ей завидовал, этой косточке, и как бы хотел оказаться на ее месте. И вдруг, неожиданно для самого себя, на глазах изумленной Эллен, он схватил косточку и проглотил ее.
Эллен расхохоталась, и он тоже, потому что это было глупо. Но при этом ему совершенно не было стыдно, хотя он понимал, что в его положении ему следовало и устыдиться, и убояться, и не быть таким опрометчивым. Но вместо этого он испытывал один лишь восторг.
Вскоре после того как Эллен Тернан вернулась в свой номер, в дверь постучали. На пороге стоял посыльный с конвертом. Внутри была открытка со штемпелем гостиницы, которая содержала послание, написанное рукой Диккенса:
Эллен Тернан перечитала открытку несколько раз. И не сожгла ее. Она ничего не поняла из написанного. Все это было так же загадочно, как и слова, сказанные за чаепитием. Это вызвало в ней и смятение, и восторг и не отпускало. Она знала, что это что-то значит, в этом был заложен какой-то огромный пугающий смысл, но какой именно – Эллен не могла понять.
Но разве это не письмо определенно личного свойства, написанное самым знаменитым писателем Англии и адресованное ей, Нелли Тернан? И разве это не прекрасно и удивительно, что великий романист находит ее интересным, умным и вдохновляющим человеком?