Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Но и оно, заставленное с изнанки второстепенными барочными фресками, гербами и скульптурами в ящиках, тоже часть дороги в музей и попутной культурной программы.

Обычно так оформляют всякие авангардные постановки с нестандартным сценическим пространством – из модулей выстраивают в закулисье зрительный зал, трансформирующийся от представления к представлению; вот по таким металлическим мосткам я и поднялся в деревянную коробку, чтобы внезапно очутиться на сцене. Лицом к лицу с несколькими ярусами лож, словно бы распахнувшими объятья, и массивным амфитеатром, похожим на вставную челюсть.

Я даже станцевал на сцене, сделал пару па (замахнуться на фуэте духу не хватило), как когда-то на исторической сцене Большого театра, куда попал сразу же после ее ремонта.

Правда, в отличие от Театра Олимпико в Виченце, пармский Театр Фарнезе – новодел: оригинал разбомбили в 1944 году. Тогда вообще чуть ли не половину Пармы раскрошили – вот, кстати, еще одна причина меланхолии и странности архитектурной грибницы Пилотты, лишившейся тогда градообразующего дворца и коридора Оттавио, собиравшего разные королевские здания в единый кулак.

И рисунок Леонардо

С деревянными памятниками в эту поездку вообще засада – болонская библиотека Архигимназия тоже муляж, но об этом хоть честно пишут в экспликациях. А в Пилотте ощущение такое (впрочем, как и от всей остальной спящей Пармы), что посетители ей не нужны. Часы работы музеев постоянно меняются, и сайты противоречат друг другу.

В одном авторитетном месте я заранее прочитал (готовился же!), что нужно попасть в Национальную галерею до 14.00, дабы застать полноценную постоянную экспозицию без закрытых залов, и поэтому встал пораньше.

Но галерея в тот день до обеда была закрыта и открылась в 14.00 (с закрытием в 19.00), а некоторые залы оказались заперты до 17.00 – мне предложили вернуться и посмотреть две композиции Карпаччо под конец рабочего дня, когда рисунок Леонардо, запаянный в стеклянную непроницаемую капсулу (для меня сегодня он венчал экспозицию), унесут на профилактику, а вместо него откроют доступ к ренессансной и барочной живописи. Вот и пойми их. Мне бы с собой разобраться, а тут еще столько дополнительных вводных.

После театра по очередным мосткам логистика разворачивает посетителей в галерею с торжественными и семейными портретами членов династии Фарнезе. Это тупик парадных покоев, оставшихся от большого дворца.

Представительская логика этих залов примерно такая же, как в Галерее 1812 года Зимнего дворца, – она не про искусство, но про большой исторический нарратив, составленный из очень плохой живописи.

А я как раз накануне прочел достаточно подробное изложение жизни этого несчастного семейства, проиллюстрированное картинами из пармской коллекции, поэтому с Марией-Луизой Австрийской, второй женой Наполеона, вывешенной здесь напротив Марии-Луизы Испанской (в жизни они тоже враждовали из-за трона), встретился как с двоюродными.

После этой фамильной залы есть простенок с двумя бронзовыми античными колоссами и комната с теми же самыми персонажами истории Фарнезе, но только уже в бюстах. Все это – входная группа с монументальным размахом, обрывающаяся, не успев начаться, – таковы обломки былой роскоши: единственное, что осталось от Оттавио. Раньше здесь начиналась парадная часть, теперь тут боковое ответвление и тупик.

Еще раз про специалитеты

Рядом с этими невнятными поясными портретами правителей и членов их семей – вход в автономную галерею работ Корреджо и Пармиджанино, оформленную, подобно волшебной норе, темным бархатом.

Второй из них представлен одной лишь живописью, зато первый – не только картинами разного качества и разной сохранности, но еще и фресками, перенесенными сюда из разных церквей.

Выставляется даже синопия головы Богородицы из Дуомо – та самая, центральная точка всей знаменитой запрокинутой композиции. В реале она оказывается не больше картины большого формата.

Подкупольные фрески, явленные перед самыми глазами, – испытание и для живописца (впрочем, сколько там от оригинала вообще могло остаться?), и для зрителя. Хотя сам этот принцип Национальной галереи – вешать доски и холсты низко, глаза в глаза – мне показался правильным и удобным.

Но на этом парадный отсек заканчивается, и нужно идти в другое крыло, начинающееся выставленными в ряд капителями да колоннами, что вызывает небольшое замешательство – кажется, что ты снова попал в археологические коллекции, в которых расположена общая касса музея (купив билет, пересекаешь великанский внутренний двор, так как Национальная галерея на противоположной стороне и в ее фойе какой-то банкет, а вокруг-то и вовсе стивенкинговский туман), или в какую-то вспомогательную экспозицию, посвященную истории здания.

Жанр музея теряется, и тогда мгновенно вскипает, включается, начинает мигать внутренняя тревожная кнопка. Мол, где я? Куда попал?