Желание и чернокожий массажист

Прюданс. Трике! Трике!

(Из лавки ростовщика выходит Жак. Он сердито засовывает табакерку обратно в карман.)

Ж а к. Да я лучше нищим отдам! Выиграл ее в «фараон» в Летнем дворце, в Царском Селе зимой…

(В лавке хлопает дверь. Жак оглядывается, затем пожимает плечами и быстро идет через площадь.

Старая Прюданс склоняется над грязным серым комком — умирающей у фонтана дворняжкой.)

Прюданс. Трике, о, Трике!

(Сын цыганки Абдалла, хихикая, наблюдает эту сцену.)

Ж а к (с укором). Ужасно, когда старухи переживают своих собак! (Подходит к Прюданс и мягко высвобождает животное из ее объятий.) Мадам, это не Трике.

Прюданс. Когда я проснулась, в корзинке его уже не было.

Жак. Сеньора, иногда, когда днем слишком долго спишь, то, проснувшись, обнаруживаешь, что все вокруг очень изменилось.

П р ю д а н с. О, вы итальянец!

Ж а к. Я из Венеции, сеньора.

Прюданс. О Венеция, город жемчужин! ..Я видела, как вчера вечером вы ужинали на террасе с… О, о ней я не волнуюсь! Я ее старая подруга, и, может быть, она вам обо мне говорила. Я — Прюданс Дювернуа. Когда-то в Париже я была ее лучшей подругой, но теперь она почти все забыла… Но, надеюсь, вы имеете на нее влияние? (Слышен вальс времен жизни Камиллы в Париже.) Я хочу, чтобы вы передали ей послание одного богатого старого джентльмена: они вместе были на водах — ездили туда поправлять здоровье. Она напомнила ему дочь, которая умерла от чахотки. О, он так обожал Камиллу, так восхищался буквально всем! А что сделала она? Нашла себе молодого любовника, которого из-за нее отец лишил наследства и оставил буквально без гроша. Но вы, вы же так не сделаете, по крайней мере не сейчас. В Камино Реаль надо быть реалистом!

Г у т м э н (выходя на террасу, тихо объявляет). «Камино Реаль». Блок первый!

БЛОК ПЕРВЫЙ

Прюданс (продолжая). Да, здесь надо быть практичным! Ну, отдайте ж ей это послание, сэр. Он хочет, чтоб она к нему вернулась — на любых условиях! (Ее речь становится все оживленнее.) По вечерам у нее будет свободное время, ведь нужна-то она ему только утром. Утром старикам тяжело, медленнее бьется сердце, вот он и желает ее только утром! Что ж, все в порядке вещей! Разумное соглашение! Стареющие джентльмены должны быть довольны, если у женщины остается для них свободное время, хотя бы перед ужином. Что, разве не так? Конечно, так! Я ему это и сказала! Я сказала ему, что Камилле нездоровится, что с ней надо поделикатнее. У нее столько долгов, кредиторы ее буквально осаждают! «Сколько она должна?» — спросил он меня и — о! — я подсчитала с быстротой молнии. Бриллианты в ломбарде, я ему сказала, жемчуга, кольца, ожерелья, браслеты, бриллиантовые подвески — все в ломбарде. Даже ее лошадей будут продавать с аукциона!

Ж а к (в ужасе от этого потока слов). Сеньора, сеньора, но ведь это все…

П р ю д а н с. Что?

Жак. Сон!

(Гутмэн смеется. Вдалеке поет какая-то женщина.)

П р ю д а н с (продолжая, но менее уверенно). Вы не так молоды, как мне показалось, когда я вчера увидела вас на террасе при свечах… О, нет, хо-хо! Готова поспорить, что на этой площади ни один старый фонтан не работает! (Бьет его кулаком ниже пояса — он отшатывается. Гутмэн смеется. Жак пытается уйти, но она хватает его за руку, ее словесный поток продолжается.) Подождите, подождите, послушайте! Ее свеча еще горит, но как долго? Все может затянуться и что тогда — больница для бедных? Что ж, с таким же успехом можно предположить, что и вы попадете к мусорщикам в тачку! О, я ей говорила, чтоб она не жила мечтами — мечтами жить нельзя: ведь они рассеиваются, как… Смотрите, ее красота еще ослепит вас! Эта женщина не только проехала все Камино в экипажах, но и исходила его на своих двоих — ей знаком здесь каждый камень! Скажите это ей, вы скажите, — меня она и слушать не станет! Время и обстановка несколько раз менялись с тех пор, как в Париже мы были подругами, и сейчас у нас нет больше молодого любовника с шелковистой кожей и глазами ребенка, впервые читающего молитву. Расстаешься с ними так же легко, как с белыми перчатками в конце лета, и надеваешь черные с приходом зимы…

(Голос поет громче, затем снова тихо.)

Жак. Извините, мадам.

(Он вырывается из ее объятий и спешит в «Сьете Марес».)