Желание (ЛП)

Комната больше напоминала номер. Или квартиру семьи мэй из четверых человек.

На дальней стороне было три скругленных окна, вид открывался на сады внизу. Большая

кровать с пологом была центре спальни, на ней были бледно-золотые и зеленые шелка.

Кровать была усеяна подушками и не была заправлена. Дайю села на краю и сняла туфли

на каблуках, пошевелила ногами.

- Болит ужасно, - она вытянула руки над головой, как кошка, и мне было сложно не

думать о том, как мы снимаем друг с друга одежду.

Сообщение пришло на мой Вокс, и я взглянул на него, радуясь отвлечению. Клетка

нашла поблизости прибор – Ладонь Дайю. А следом – сообщение Лин И: «Дай мне

пятнадцать минут». Я сунул ладони в карманы брюк и пошел по большой комнате. На

одной стене были книжные полки, заполненные сотнями книг. Я с любопытством

разглядывал корешки. Некоторые были явно связаны с чтением в школе, обычная

классика, в остальном ее вкусы были смешанными: детективы, фэнтези, романтика и

ужасы.

На полках стояли мелочи: пластмассовый единорог с радужным хвостом,

заплетенным в косу, шишка размером с кулак, нефритовая фигурка козла и похожая из

золота.

- Похоже, книги изучавшему литературу интереснее меня, - сказала она с кровати.

Я рассмеялся.

- Я думал, что у меня тур по твоему дому, - длинный стол из розового дерева,

украшенный вырезанными хризантемами, стоял у полок, служил письменным столом. -

Но ты права, я не могу сопротивляться желанию посмотреть на книги.

Она встала, взяла античную вазу с камина и пропала в ванной с ней и моим букетом.

- Мне тоже нужен перерыв от гала, - сказала она из другой комнаты. – Я чувствую

себя уютно только в своей спальне. Остальное принадлежит отцу, - она вернулась с

цветами в фарфоровой вазе. – Здесь нет камер.

Волоски на моей шее встали дыбом. Конечно. У Цзинь была лучшая техника для

охраны, и каждый угол был под наблюдением в его собственном доме. Кроме спальни

дочери. Я чуть не спросил: «Уверена?». Вместо этого я подошел к ней, забрал вазу и

поставил на стол из розового дерева.

- Красивые, - сказала Дайю, сжав мою ладонь. – Это было заботливо с твоей

стороны.

Нужно сказать Виктору, что он очень помог мне с цветами, хотя его эго вряд ли

требовало роста.

Она придвинулась ближе, глядя на меня темными карими глазами, словно могла

заглянуть в мою душу, прочитать все мои секреты. Я заставил себя выдержать ее взгляд,

успокоился и приготовился, что она узнает меня. Узнает, что я похитил ее.

Вместо этого она медленно улыбнулась.

- Ты скромный.

Боги. Равнодушный, может. Но не скромный. Меня никогда не приглашали в

спальню ю-девушки, но меня приглашали мэй, и это всегда означало только одно. Было

так просто обвить ее руками и поцеловать, увидеть, куда поцелуй заведет. Разве я не

должен был подружиться с Дайю? Дружелюбнее уже некуда. А если это все разрушит?

Инстинкт говорил мне, что она не из торопливых, мне казалось, что меня проверяют.

- Не совсем, - ответил я, улыбаясь ей. – Я рад, что тебе понравились цветы.

Я прошел к окнам с видом на просторные сады внизу. Вдали была беседка с зеленой

изогнутой крышей, освещенная мягко золотыми огнями. Вид напомнил мне «Сон в

красном тереме», многие сцены, которые Баою и Дайю провели в садах своего поместья.

- Так ты живешь здесь одна с отцом? – спросил я, развернувшись. Она прислонялась

к резному столбику своей кровати и смотрела на меня, скрестив руки.

- Вдвоем, да, - сказала она. – А еще бывают гости и наша команда охраны.

Я искал взглядом в комнате фотографии, старые или цифровые. В комнате была

только одна фотография, Дайю лет десяти или одиннадцати на вид держала мохнатую

белую собаку в руках, радостно смеялась на камеру. Фотография была в серебряной

рамке. Не было фотографий Дайю с кузинами, на дне рождения с друзьями, или портрета

из студии с родителями. Отсутствие таких мгновений в спальне о многом говорило.

- Это твоя собака? – спросил я.

- Ее звали Мочи. Мама подарила ее мне на восьмой день рождения, - она подняла

рамку и посмотрела на фотографию. – Два года спустя отец заставил отдать ее, потому что

она сбила орхидею, и горшок разбился.

Я сдержал все оскорбления в адрес Цзинь. Вместо этого я сказал:

- Твоя мама подарила тебе Мочи, чтобы тебе было не одиноко?

Дайю тихо вдохнула и кивнула, опустив фотографию.

Я представил ее ребенком в этом огромном доме, одна, кроме гостей отца, никогда

не говоривших с ней. И Цзинь заставил ее оставить единственного друга. Я знал, что мое

детство было сложным, я много раз чувствовал себя одиноким. Дайю испытывала другое

одиночество. Но одиночество было везде.

- Ты не осталась с мамой? – спросил я, тон прозвучал мягче, чем я хотел.

- Родители развелись, когда мне было три, - сказала она. – Отец хотел избавить маму

опеки. В наказание за то, что она посмела оставить его. Она живет в Гонконге, и я вижу ее