Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди

Ее останки были отправлены в Вашингтон для проведения экспертиз, в том числе выявления фрагментов волокон, волос и спермы для ДНК-исследований. В конечном итоге на причастность Дугана к преступлению указали волос Мисси, найденный в его спальном мешке, и кусочек земли, обнаруженный на полу его комнаты в пансионе. Он был идентичен почве на месте обнаружения тела. Поскольку в 1980-х годах одних только результатов ДНК-экспертиз было недостаточно для доказательства, для подтверждения соответствия волоса и земли понадобились две дополнительные экспертизы. По предположению судмедэкспертов, Мисси умерла насильственной смертью примерно через час после похищения. Дугану были предъявлены обвинения, и впоследствии он был осужден. Пытаясь избежать смертной казни, он согласился сотрудничать со следствием и признался в убийствах Мелиссы Э. и Донны Шнорр. Заключая сделку со следствием, он не смог объяснить мотивы своих преступлений: «Может, ради секса, но точно не знаю. Не знаю, почему я убил этих девушек. И зачем я творил такие вещи, тоже не знаю».

Дело Дугана было первым, в котором я стала очевидицей развития травмы, причиненной убийством. Я разговаривала с родными Мисси. Я разговаривала с ее подругами. Я разговаривала с Опал Хортон и ее родителями. Однако этот опыт был не только личным переживанием. Он заставил меня пересмотреть мой подход как к исследованию криминальной личности, так и к работе в конкретных расследованиях. Я поняла, что Дуган и ему подобные часто бывают действительно неспособны объяснить причины своих убийств. Но это не означало, что их действия ничем не обусловлены. Они убивали не просто так. И мне предстояло разобраться почему.

Глава 7 Азы виктимологии

На протяжении всего периода моей работы в ОПА я старалась как можно чаще выступать перед слушателями Академии ФБР с лекциями о виктимологии изнасилования. Это было уникальной возможностью для продвижения профайлинга на трудном этапе его развития. После многих лет пренебрежительного отношения и открытого игнорирования в середине 1980-х годов профайлинг внезапно признали эффективным инструментом следствия. Все хотели видеть его в действии. Но проблема была в том, что, кроме небольшого коллектива ОПА, никто в правоохранительных органах не обладал ни опытом, ни знаниями, необходимыми для правильного применения этого метода. И хотя мы ставили перед собой цель создать стандартные процедуры профайлинга, которым можно было бы легко обучать агентов, эта работа была еще далека от завершения. Участвуя в расследованиях, мы продолжали постепенно совершенствовать и собственные представления о профайлинге.

Именно по этой причине были так важны эти лекции, особенно для молодых агентов, которые считали, что для успешного раскрытия дела нужны лишь чутье и упорный труд. Их не интересовали размышления о психологии, поведении и глубоко укоренившихся стереотипах мышления серийных убийц. Они хотели действовать. И при этом именно им профайлинг мог принести самую большую пользу. Именно им по долгу службы предстояло вступить в борьбу с новыми видами насильственных преступлений, гораздо более странными, беспорядочными и нелогичными, чем все, что было известно Бюро прежде. Молодым сотрудникам предстояло иметь дело с изменившейся преступностью, и это была уже отнюдь не обычная игра в полицейских и разбойников. И чем скорее новое поколение следователей поймет это, тем скорее сможет изменить расклад в свою пользу. Но для начала их следовало убедить в практической применимости профайлинга.

Для пошагового ознакомления с профайлингом я использовала реальные дела с реальными результатами. Я объясняла значение укусов и ритуальных надрезов Джона Жубера, привычки Дэвида Майрхофера хранить у себя отвратительные сувениры, навязчивых паттернов мышления Бернадетты Протти и сурового воспитания Брайана Дугана. Но главным образом я рассказывала о виктимологии, то есть методике изучения жертв преступлений, которая в то время оставалась недоиспользованной в качестве способа более глубокого проникновения в сознание убийцы.

* * *

— Сегодняшняя лекция будет немного отличаться, — объявила я тридцати с лишним курсантам, собравшимся в учебном классе Академии. — В центре внимания по-прежнему будет виктимология. Но, в отличие от наших предыдущих занятий, сегодня мы разберем пример жертвы, оставшейся в живых. Совсем другое дело, когда следователь может поговорить с жертвой, задать вопросы, узнать, кто она и почему покушались именно на нее, не так ли? Это упрощает расследование, да?

Молодые агенты дружно покивали в знак согласия.