— Дело вот в чем, — сказала я курсантам. — Обычно жертвы очень хорошо помнят именно такого рода сенсорные детали. Это очень яркие и полные воспоминания, которые практически не стираются. Но когда я спрашивала Полин о второстепенных деталях, вроде погоды или приметных мест на вокзале, она начинала путаться и порой бывала неточна. Тем не менее такая неспособность человека запомнить некоторые детали не должна снижать степень доверия к нему. Вообще-то в случае Полин она честно признавалась, что чего-то не помнит. Суть в том, что это просто способ проработки травмы головным мозгом. Это защитный механизм, который срабатывает у кого угодно — у участников боевых действий, у пострадавших в катастрофах, у жертв насильственных преступлений. Вы должны разбираться в такого рода психологических механизмах и учитывать при общении с жертвами. Чтобы осмыслить преступление, нужно упорядочить хаос.
— У меня вопрос, — поднял руку курсант в первом ряду. — Как разобраться, кому можно верить, а кто просто врет?
— А вот об этом вообще следует беспокоиться в последнюю очередь, — ответила я. — Не стоит руководствоваться предположениями. От этого больше вреда, чем пользы. Лучше придерживаться фактов. Что касается травмирующего опыта, то в этих случаях факты обычно уже хорошо известны и очевидны. Травма нарушает функционирование трех ключевых областей головного мозга: префронтальной коры, которая отвечает за внимание; системы межнейронных связей страха, которая привлекает внимание к источнику травмы или отвлекает от него; и гиппокампа, который отвечает за закрепление опыта в краткосрочной и долгосрочной памяти. Травма дестабилизирует эти функции и порождает своего рода непредсказуемую смесь из четких и обрывочных воспоминаний, провалов памяти в том, что касается нападения как такового или его фоновых деталей. Именно эта беспорядочная мешанина из воспоминаний об ощущениях и переживаниях заставляет жертв время от времени путаться. Важно понимать это, чтобы правильно структурировать свои вопросы.
В задних рядах поднялась еще одна рука.
— То есть стоит верить подробностям, которые они запомнили? Или же они могут ошибаться и в них? Мне кажется, что это может создавать проблемы для профайлинга.
— Понимаю, что это покажется парадоксальным, но как раз этим подробностям можно доверять безоговорочно, — ответила я. — Нужно понимать, что обычно жертвы запоминают ограниченное количество ярких подробностей, вроде шума поезда, холодного пола или вида руки в перчатке. Таким образом головной мозг оберегает себя. Он отгораживается от болезненного опыта и ретуширует его, выделяя немногочисленные детали. Сами по себе они вполне реальны, просто их как бы укрупнили, чтобы вытеснить самые отвратительные.
Продолжая лекцию, я видела, что кое-кто из курсантов внимательно слушает, а какие-то едва ли не засыпают. В какой-то мере я их понимала. Психология насилия далеко не самая увлекательная вещь на свете. В ней нет таких же острых ощущений, какие доставляют, например, успешная облава или автомобильная погоня. Кроме того, агенты ФБР не привыкли уделять много внимания жертвам. По своей ментальности они были скорее ищейками, обученными по запаху выходить на след убийцы и сосредотачиваться на этой единственной цели. Но все это отнюдь не умаляло значения психологических элементов расследования. Было очень приятно, когда наши методы срабатывали и из клочков информации нам удавалось создать полноценный психологический портрет, сыгравший ключевую роль в успешном расследовании. Мы помогали раскрывать самые безнадежные дела. А виктимология была одним из лучших инструментов в нашем арсенале. В оставшиеся несколько минут я постаралась объяснить это как можно доходчивее.
— Смотрите, когда-нибудь каждый из вас столкнется с делом, в котором будет недостаточно сосредоточить все внимание на преступнике. Он окажется либо слишком умен, либо невероятно осторожен. И изобличить его будет непросто. Вам понадобится отстраниться, оглядеться и подойти к расследованию как-то иначе. И тут вам сможет помочь виктимология. Она объясняет, почему была выбрана именно эта жертва. Изучив такие вещи, как физические и психологические черты жертвы, возможность наличия связей между ней и преступником, степень ее уязвимости в момент нападения, вы начнете понимать, почему убийца выбрал ее, а не кого-то еще. Например, на Полин напали в час пик, когда все вокруг спешили. Преступник прекрасно понимал это и рассчитывал именно на толпу вокруг. Его прикрытием была суматоха, а мотивом — секс. Он начал свое преступление на глазах огромного количества очевидцев, однако сработал эффект свидетеля.