Следующие две атаки были совершены радикально другим способом. Преступник поднял ставки, сделав своей мишенью не отдельных лиц, а авиакомпании. Такой переход на новый уровень сложности свидетельствовал о повышении самоуверенности бомбиста. Сначала, в ноябре 1979 года, взрывное устройство сработало на борту самолета авиакомпании
Изначально дело относилось к ведению Почтовой службы и Бюро по контролю над оборотом алкоголя, табачных изделий и оружия. Но после подрыва авиалайнера стало ясно, что налицо стремительно эволюционирующий преступный ум, находящийся в поисках способа самовыражения. Тогда к расследованию, наконец, подключился наш отдел. Примерно тогда же эксперты сопоставили взрывные устройства и установили единообразие фрагментов электрошнура, крепежа и штыревых переключателей, найденных на местах происшествий. Практически все детали устройств, вплоть до винтов, были изготовлены вручную из дерева. Отследить происхождение материалов было невозможно, но в то же время конструкция была исключительно самобытной. Это была работа серийного террориста-подрывника.
Нам было поручено проанализировать поведенческие аспекты терактов и подготовить предварительный психологический портрет преступника. Однако, помимо обломков взрывных устройств и целей атак, у ОПА было очень мало исходной информации. Это отразилось даже на кодовом наименовании, которое мы присвоили этому делу — Унабом, сокращенно от
— Это очень тяжелый случай, — признался он. — У нас есть бомбы и пострадавшие, но нет никаких связей между местами преступлений. Работать особенно не с чем.
— Давай начнем со взрывных устройств, — предложила я. — Это его орудия, и мы знаем, что он делает их сам. Попытаемся здесь найти кончик клубка и начнем разматывать. Что конкретно мы знаем об этих взрывных устройствах?
— Понятно, что отследить их невозможно, — ответил Дуглас. — Первые — это простые бомбы из обрезков трубы, спичечных головок, батареек и кое-каких деревянных деталей. В третьем, которое сработало в багажном отсеке самолета
Ресслер обратился с вопросом к Дэйву Айкову — специалисту по поджогам, участвовавшему в совещании в качестве эксперта:
— Меня в основном интересует шестая бомба с бездымным порохом, которую преступник прислал в Университет Вандербильта. Что скажете по ее поводу?
— Мы, несомненно, имеем дело с обладателем интеллекта выше среднего. Судя хотя бы по тому, как он смешивает химикаты и какие детонаторы собирает. Это вам не школьная химия — большинство людей подорвались бы во время таких упражнений.
— Энн, а что у нас с виктимологией? — спросил Дуглас.
— Пока никакой последовательности в выборе конкретных целей нет. Это заставляет предположить, что для Унабомбера важнее сам сигнал, чем личности пострадавших. Я считаю, что мы имеем дело с идейным убийцей. Но вот что за сигнал он посылает? Или так: против чего он пытается протестовать своими терактами?
— Давайте поразмыслим над ритуальными составляющими, — предложил Дуглас. — Что происходит? Преступник использует самодельные деревянные детали вместо элементарных электродеталей, которые продаются в любом хозяйственном и стоят копейки. Он начал помещать свои бомбы в навороченные деревянные корпуса собственной работы. А пострадавшие тоже как-то связаны с деревом — либо частью фамилии, либо адресом.
— Есть смысл вернуться к истокам, — подхватил Ресслер. — Вспомните дело Джорджа Метески. Оно было очень показательным в плане визитных карточек, которые обычно оставляют подобного рода преступники. Метески размещал записки на своих бомбах и писал злобные письма в газеты, в которых возлагал вину за свой туберкулез на компанию