Желание жизни

Если бы существовал на свете прибор, способный измерить интенсивность негативных эмоций человека в минуту, в руке госпожи Панаст он бы сейчас зашкалил. Она вцепилась в свою белую шевелюру и неудачно притворилась, что больше всего на свете её интересует поджаренный лангустин с лаймом. Челленджворс не без нарциссического удовлетворения отметил, что почти все дамы в комнате так или иначе следят за их разговором, кто спрятавшись за бокалом красного пунша, кто – за спиной своего соседа, а некоторые и вовсе без капли стеснения оглядывали троицу с ног до головы и что-то оживленно обсуждали. Мистеру Челленджворсу, прежде столь чувствительному к любому воздействию социума, такая бесцеремонность даже не показалась неприятной. Вообще, он всё более и более погружался в состояние почти райской безмятежности, проистекающей от внутренней гармонии и самоуспокоения – ему казалось, что не было еще в его жизни такого чудесного дня. Все меньше и меньше он задавал себе вопросов и даже не пытался поразмыслить о скрытых мотивах поступков окружающих. Хотим предупредить саркастическую улыбку читателя: такое благодушное состояние духа молодого владельца «Дома Асклепия» отнюдь не было вызвано значительной дозой алкоголя – всё, к чему сегодня притронулся звезда роскошного обеда, – апельсиновый сок и минеральная вода. Единственное, что его немного удивило, – это странная отреченность представителей мужского пола по сравнению с их бойкими, прямо-таки звенящими спутницами. К тому же, сколько бы он ни пытался, хорошо запомнить не получалось ни одно лицо – все они были настолько похожи, что как будто сливались в единую картинку. Даже восторженный Иван не отличался сложением, осанкой или особыми чертами, которые хоть как-нибудь помогли бы аптекарю различить его в толпе. Единственным уникальным экземпляром оставался вездесущий мистер Роджерс – даже его неизменный белый шарф служил опознавательным знаком и своеобразной меткой индивидуализма…

– … С удовольствием, мистер Челленджворс! Если только Акилина не будет возражать.

Миссис или мисс Панаст (доподлинно неизвестно) одарила Лину таким взглядом, что в недостатке её внимания к подруге уже нельзя было сомневаться, а к её фиолетовым кругам под глазами грозили прибавиться красные. Мистер Челленджворс это запомнил, но решил не придавать никакого значения локальному инциденту.

– Это очень красивый дом, – замурлыкала Лина, – и мне бы так хотелось, чтобы мистер Роджерс приглашал нас чаще.

– Позволю поинтересоваться сферой вашей деятельности, – деликатно перешёл на другую тему аптекарь, аккуратно повернув голову, чтобы не видеть потуг несчастной Акилины скрыть своё прорывающееся раздражение – эту женщину он уже почти боялся.

– С моей стороны было бы нескромно называть себя успешным бизнесменом, – произнесла Лина, как всегда мягко и нежно, и дотронулась до своей тонкой золотой цепочки на шее, – предприятие досталось мне … по наследству. Я совсем недавно взялась за дела. Точнее, – женщина помедлила и посмотрела на Челленджворса одним из своих самых чарующих взглядов, – я поручила руководство делами своим подчинённым. Они всё делают, а я получаю отчёты…

В разговоре двух новых знакомых возникла небольшая пауза, в продолжение которой мистер Челленджворс успел задать себе немало вопросов, а госпожа Панаст смогла расправиться сразу с семью устрицами. «Интересно, чем же она сама занимается, если предприятие ей, по сути, не нужно? И… хм, замужем ли эта интересная дамочка? Впрочем, что это я… Как всё странно…»

Размышления мистера Челленджворс прервал громкий возглас устроителя вечера, о котором аптекарь уже успел забыть.

– Любезные господа! Милые мои коллеги! Я счастлив, что все наслаждаются ужином в столь приятной компании. Но, мне кажется, пришло время танцев. Кружитесь в вихре ваших лучших вдохновляющих эмоций, милостивые государи! И помните, мой дом всегда открыт для ума, задора и … позитивных перемен!

Последнюю фразу импозантный Роджерс произнес, странно искоса посмотрев на мистера Челленджворса, отчего тот весь похолодел, сам не понимая почему. Он никогда не был в восторге от манеры этого торговца, которую давно окрестил набором второсортных ужимок, но сейчас быть брюзгой так не хотелось… Тем не менее аптекарю с трудом удавалось избавиться от назойливого ощущения странной неприятной связи между ними. Ему казалось, что Роджерс теперь его постоянно испытывает или что-то от него хочет. Однако чем ближе стрелка часов приближалась к поздним вечерним часам, тем всё менее и менее это досадное чувство беспокоило сегодняшнего везунчика, а, когда мистер Челленджворс взглянул еще раз на чёрное элегантное бархатное платье по-прежнему гордо сидящей рядом с ним Лины и обратил внимание на то, как эффектно оно контрастирует с её прозрачной фарфоровой кожей, все сомнения о необходимости прийти на этот претенциозный бал отпали в мгновение.