"Желаний своевольный рой". Эротическая литература на французском языке. XV-XXI вв.

Для того чтобы осмыслить весьма деликатный тезис о «вступлении» и «отступлении», зададимся вопросом о взаимоотношении писателя с тем (или той), кто разделяет его жизнь. Этот сущностный вопрос позволяет нам увидеть раздвоенность писательской судьбы. В своей автобиографии «Горечь и очарование» Габриэль Руа так описывает данный феномен: «Работа над книгами, — пишет она, — отняла у меня много времени, в результате чего я теряла друзей, отказывалась от любви и в каких-то случаях пренебрегала своими обязанностями. Но также и друзья, и возлюбленные, и выполнение моих обязанностей отняли у меня много времени, которое, однако, я могла бы посвятить книгам. Каков итог? Мною недовольны и мои книги, и моя жизнь». Нужно уметь читать между строк, чтобы понять смысл признания Габриэль Руа. А не связана ли основная причина ей раздвоенности с понятием времени, которое требуется и для того, и для другого? Время — удобное оправдание, на него легко сослаться, в том числе и писателю (например: «А не махнуть ли нам сегодня за город?» — «Не выйдет! Мне нужно дописать главу»). Но оставим в стороне банальный распорядок дня! Задумаемся лучше, а может ли вообще писатель отдать себя другому человеку? И так ли на самом деле нуждается писатель в Другом? В той же автобиографии Габриэль Руа, отвечая на этот вопрос, признается в своей ранней догадке: в жизни ей предстоит предпочесть любви нечто другое, «что требует еще больших усилий, чем любовь». А может быть, полная самоотдача есть обязательное условие творчества? «Чем вернее человек служит искусству, тем меньше он способен возбудиться», — замечает Бодлер, и этим дает нам некую подсказку.

«Ты отдаешься работе, а я — жизни», — говорит Ларри своему приятелю, писателю-невротику Гарри, роль которого играет Вуди Аллен в своем фильме «Разрушитель Гарри». Так вот что главное для писателя! Отдаться своим книгам, вместо того чтобы сосредоточиться на собственнном бытии! «Все мои соки уходят в эту проклятую книгу», — признавался в одном из своих писем Хемингуэй в 1945 году. Но бывает ли иначе? Если по правде, не может ли вся энергия (то есть «все соки», творческие порывы, усилия и старания), которую обычный человек посвящает жизни и любви, в том же объеме и качестве быть направлена писателем на его творчество? «Все, что я отдавал жене, я в той же мере забирал у своей работы», — заявляет герой романа Альберто Моравиа «Супружеская жизнь», писатель Сильвио. Вирджиния Вулф, работая над романом «На маяк» предчувствует то же самое и отмечает в своем «Дневнике» в 1926 году: «Во время нашей с Леонардом прогулки по парку я не произношу ни слова. Я понимаю, что так нельзя. Но, может быть, от этого выиграет моя книга?» А вдруг эта невозможность рассредоточить свою энергию и вызывает глубокое раздвоение в писательской душе и в конечном счете объясняет, почему писатель не может быть полностью от мира сего? То же касается и его здоровья «Моя усталость, — отмечает Вирджиния Вулф в 1933 году, — происходит от того, что я живу одновременно в двух мирах: реальном и творческом. Однако оба эти мира сродни двум планетам, которые движутся по разным орбитам. Так что если хочешь заступить на каждую из них, то либо голова закружится, либо того хуже — разнесет тебя в щепы».