Желания

Дело шло своим чередом, уже не нуждаясь в инструкциях или рекомендациях сверху. Вдруг, согласно лаконичному решению «Журналь офисьель», запретили «Баязет», трагедию Расина, в которой речь шла о молчании в серале. В том же духе были предприняты и другие многочисленные меры, следов которых не осталось из-за недостаточно серьезного отношения последующих поколений к сохранению архивов, а также из-за неспособности большинства людей в поворотный момент истории запоминать мельчайшие детали, составляющие эпоху, саму ткань прошлого. По правде говоря, чем больше распространялась болезнь, тем больше все пытались забыться. Конец года с его традиционными рождественскими каникулами великолепно оправдывал этот разгул. Стремясь показать, что они не больны, или убедить в этом самих себя, во всех публичных местах, кабачках, подземельях, подземных галереях, висячих садах посетители разговаривали преувеличенно громко, политики старались перещеголять друг друга в разглагольствованиях на самые фривольные темы. Во всех модных заведениях, где прожигали деньги и время, люди утомляли себя разговорами и музыкой: в конце этого года молчание стало дурным тоном.

И вот наступили последние дни старого года. Умолкли, а вернее, сменили тему политики, стараясь, как и все остальные, показать, что болезнь их не коснулась. А может, просто вспомнили, что для Люцифера и ему подобных часы, минуты, года — все имеет цену, что Сатана играет с часами, как с порядком звезд, и что царство тьмы единственное уполномочено определять отсчет часов и наступление роковой минуты. Только финансисты продолжали спекулировать, но не на конце света, а на лихорадке по его поводу. Все те, кто прозорливо вложил свои деньги в индустрию моды и развлечений, за шесть месяцев сколотили огромные состояния. Единственная неприятность заключалась в том, что в последнее время, ожидая обещанного конца, почти никто не работал. Все сроки, как время, оказались отложенными. Больше не вспоминали о пророчествах, не составляв ли гороскопов, прекратили даже делать прогнозы погоды. Время в самом деле растянулось: подобно тому, как необычно засушливое и жаркое лето тянулось до самых бурь в День Всех Святых, теперь, казалось, что никогда не закончится холодная зима; и это, несомненно, было самым ужасным — ожидание под холодным, бесстрастным, бессловесным небом. В последние месяцы, когда нарушились или, по меньшей мере, смазались все приметы, взялись анализировать карты неба, колдовские книги, иероглифы, пассажи апокалиптических текстов; их толковали, насколько хватало фантазии, создавали ужасные фрески, изображавшие чудовищные потрясения, метеоритные дожди, гибель планет, огромные волны, поднимающиеся против новых Атлантид. Теперь же, если бы где-нибудь произошла даже небольшая катастрофа, никто не произнес бы ни слова. Говорили только о светских сплетнях и слухах, а все деньги тратились на приобретение самой экстравагантной одежды и драгоценностей, на выпивку, а утром, на заре, в холоде и вновь обретенном одиночестве люди в очередной раз удивлялись, что все еще восходит солнце.

Глава 26

Рут откинула одеяло, на ощупь пробралась в темноте к окну и раздвинула шторы. Уже наступило утро, заледеневшее, как и весь город. Она посмотрела на постель, затем снова в окно. Малколм еще спал, равномерно дыша, голова его лежала посредине подушки. Он никогда не замечал бессонниц Рут. Она вставала совершенно бесшумно и прекрасно ориентировалась в темноте. Эта привычка появилась у нее еще в пансионе, нет, даже раньше — в первые годы жизни на Рокаибо. В то время на острове не было электричества. Едва наступали ранние сумерки, все погружалось во тьму. Зажигались керосиновые лампы, свечи, и долгое время это было единственное воспоминание, сохранившееся у Рут о детстве: влажная ночь, наполненная странным запахом, в котором смешался аромат корицы и горячего воска.