Желания

И до последнего времени все, что касалось Рокаибо, было смутным, словно эту часть ее памяти скрыл вязкий, никогда не рассеивающийся туман. На «Светозарной» ничто не напоминало об острове, ни гравюра, ни фотография, только косвенные детали, которые знала лишь она одна — панцирь черепахи, раковины и тритоны при входе, о которых Ирис говорила, — но, возможно, чтобы очередной раз посмеяться над Рут, — что они вывезены из дворца короля Мануэля. Если бы Ван Браак не исчез таким странным образом, она, вероятно, избавилась бы от них. Шли годы, Рут все больше утверждалась в мысли, что отец погиб, ушел в океан, как в двадцать лет, свободный от всех связей, так же безоглядно на поиски прежних компаньонов своих давнишних приключений, удач и неудач, до последнего вздоха переживая один за другим таинственные эпизоды, составлявшие его прошлое.

Ван Браак был слишком стар к моменту своего отъезда, а его здоровье слишком расстроено — несомненно, он уже умер. Тогда почему Рут все еще не решалась думать об острове? И вот через несколько недель после ухода Юдит, медленно, незаметно, по неизвестной причине, а возможно, из-за какого-то охватившего ее странного ощущения, Рут вернулась в свое детство. Ничего точного, только туманные воспоминания, смутные запахи, цвета размытых за давностью лет пейзажей. Ван Браак носил звание губернатора острова, и его владения простирались от моря до предгорий вулкана, заканчиваясь, как она вспомнила, недалеко от дворца короля Мануэля. Ее кормилица говорила с ней на испанском — языке, который Рут теперь позабыла. Остров был зеленым и черным — зеленым от дождя и черным, словно вулканический камень; ночи — длинными и душными, воздух — теплым и влажным, растения — высокими и мясистыми, выделяющими воду и залах черной земли. Тот же запах источали все вещи. Небо покрывали большие серые облака. Только пляж в конце джунглей, за рисовыми полями и заброшенным рудником, казалось, оставался единственным девственным местом в мире, И еще нельзя было доверять морю, ибо оно оставалось злым даже в самую ясную погоду. Купаться можно было только в защищенных бухточках, но даже в этих маленьких лагунах часто случалось так, что какой-нибудь рыбак погибал от обрушивавшейся на него, словно стальной меч, искрящейся волны. Затем волна утаскивала рыбака в море.

Но и в этих нескольких видениях Рут не была уверена. Может, она сама придумала их после смерти Ирис и исчезновения отца, желая забыть, выбросить из головы все, что касалось прошлого? То, в чем она была совершенно уверена, представлялось ей в виде простой картины: она маленькая, очень маленькая, стоит в окружении высоких растений на горе, вершина которой затянута темными облаками. Рядом с ней Концепсьон заводит дребезжащим голосом длинную историю, и наступает ночь, ночь с дождем и страхом; и как все другие ночи, она будет достаточно длинной, чтобы умереть.

Больше Рут ничего не помнила, а Ван Браак рассказывал мало. К тому же он считал, что дочь не хочет его слушать. Уйдя в плавание с отцом Юдит, она сбежала от всего, что могла бы узнать от Ван Браака. Она ничего не понимала в его мучениях и хотела жить.

Тем не менее однажды капитан тоже бросил ей несколько фраз о дворце короля Мануэля. Но Рут готовилась к своему первому путешествию с человеком, которого, как ей казалось, она любила, и потому едва слушала отца. Она считала его настоящим сумасшедшим, как о чуде света рассуждающим о старом заброшенном здании, потрескавшемся и поглощенном джунглями в глубине забытого острова, на берегу враждебного океана. Теперь Рут уже не была уверена, что он заговаривался. Но было слишком поздно. Она не услышала отца. На короткий момент, словно метеоры, летящие по непредсказуемой траектории, их взгляды пересеклись. На миг она обратила на него внимание, а затем ушла в море.

Рут снова опустила шторы. Теперь сквозь ткань проникал совсем слабый свет. Малколм все еще спал. Вчера вечером он поздно вернулся из Оперы. У Рут не хватило сил его сопровождать. Она ждала Малколма, как обычно думая о Юдит. Она засыпала лишь рядом с ним, находя в его тепле хоть немного успокоения. Как он был несправедлив к ней в последнее время! Она любила его, но он не хотел это понимать. Вернее, она начинала его любить. Она открыла это в глубине своей боли, в глубине своего одиночества после потери Юдит.