Каждый раз, думая об этом ужасном вечере, пытаясь понять, что же тогда произошло, Тренди натыкался на одно и то же препятствие: он мог представить себе только лицо Юдит и с трудом Анну Лувуа. И никак не мог вспомнить в точности, что сказала Рут. В сущности, это было первое упоминание о Командоре. Впоследствии, уже по уши увязнув в этой истории, смирившись с тем, что ему изменяет память, а воображение постоянно его подводит, в особенности в том, что касается любви, Тренди понял, что именно в тот вечер он впервые прикоснулся к тайне.
Тренди с самого начала был покорен красотой Анны Лувуа, очень отличавшейся от Рут. Двигалась она легко, словно не обращая внимания на окружающие ее предметы и земное притяжение. Можно было подумать, она питается лишь туманами и мечтами. Непромокаемый плащ она сбросила на ручку кресла, и он отметил ее стройную фигуру в английском костюме темно-красного, почти фиолетового цвета. На плечи ниспадали черные вьющиеся пряди, кое-где смягченные белыми нитями. Анна выпила немного вишневой настойки и привела в порядок волосы. Она понемногу приходила в себя. Рут, отвернувшись к камину, помешивала угли, но слишком медленно, слишком нарочито. И вдруг в ярости швырнула кочергу на пол и повернулась:
— Откуда ты это знаешь, Анна? Кто тебе сказал?
— Месье Леонар. Он получил распоряжение открыть виллу. Слуги приедут послезавтра.
— Значит, все начнется сначала, — еле выговорила Рут. У нее перехватило горло. Она взяла щипцы и сунула их в пылающие угли. — Мы были слишком самоуверенными, — отчетливо произнесла она.
До этого момента она говорила так, словно Тренди здесь не было. Собственно, в некотором роде так и было. Он видел только одну Анну, ее длинные ноги, густые рассыпавшиеся волосы, встревоженное лицо, полуоткрытые губы. Едва заметные морщинки на лице делали ее еще более соблазнительной. И, наконец, глаза: черные, огромные, уставившиеся в огонь. При таком освещении круги под глазами казались еще глубже, и это наводило на мысль, что ночами она грезит о безумствах, на которые у нее никогда не хватало смелости наяву.
Рут присела рядом с Корнеллом. Казалось, к ней вернулось спокойствие, напряжение выдавали только руки, стискивавшие бокал. И тут она вспомнила о Тренди.
— Простите меня, — проговорила она. — Когда-нибудь все равно пришлось бы вам рассказать…
И тут Тренди захотелось попрощаться со всеми, даже с не замечавшей его Анной Лувуа, и уехать. Вопреки любопытству, он был готов бежать от этих людей и их непонятных трагедий. Но времени на это уже не осталось. Словно уловив какой-то невидимый сигнал, в дверях появилась Юдит. Мгновение спустя она уже обнимала Анну.
Присев перед креслом Анны и непринужденно кивнув остальным — во всяком случае, так понял этот жест Тренди, — Юдит завладела ее руками.
— Ну-ка, Анна… Расскажи, зачем приехала. Ты явилась вечером, нежданно, в самую бурю…
Анна покачала головой и оттолкнула Юдит. На ее глаза вновь навернулись слезы.
— Командор, — произнесла Рут. — Он возвращается.
Юдит побледнела. Она оставила Анну и уселась на край каминной плиты. Наступило тягостное молчание. Снаружи продолжала бушевать буря. Старательность, с которой Рут выравнивала на подносе бокалы, выдавала всю степень ее отчаяния. Корнелл с трубкой в руках уставился пустым взглядом на портрет Ван Браака. Каждый из них погрузился в размышления, но не было ни малейшего сомнения: их волновали одни и те же призраки прошлого; и это молчание могло бы тянуться бесконечно, если бы его не нарушила Юдит. Внезапно она пнула подставку для дров и заявила:
— Опять эти ваши истории!
Ответить ей никто не решился. В камине с треском обвалилось полено.
— Вечно одно и то же! Сейчас ударитесь в воспоминания… Это просто смешно! — расхохоталась Юдит, но в голосе ее слышалась фальшь.
Она вскочила и схватила Тренди за руку.
— Пошли, — сказала она так же по-детски властно, как и в первый день. — Оставь их.
И Тренди снова подчинился. Он даже забыл висевший на спинке стула шарф и лишь смущенно пожелал всем доброй ночи. Ему равнодушно кивнули. Юдит права, они будут обмениваться воспоминаниями, ему не стоит оставаться. Нужно бежать отсюда, может быть, даже уехать вместе с ней.
— Пошли, пошли, — повторяла девушка, подталкивая его к лестнице.
Она сжимала его руку с удивительной силой, и ее «пошли» напоминало «спасайся, кто может». Совсем недавно он спустился к ужину, как и все вечера до этого, увлеченный ее матерью, почти ревнуя ее к Корнеллу, а вот теперь его тянет к дочери, к ее наглой юности, далекой от всех этих тайн.
На лестнице Юдит его поцеловала. Тренди не понял, был ли это поцелуй охваченной желанием женщины, или бравада маленькой девочки. Затем рука об руку они поднялись на этаж Тренди, вместе толкнули дверь. Они были уставшими и все еще желали бежать. Упав на кровать, они прижались друг к другу. Она больше ни на что не решалась, он тем более. В конце концов, они заснули. И стали любовниками только утром.