— Да, знаю. Больше чем пророчество. Начало конца, великое ниспровержение вещей, всадники Апокалипсиса, несущие голод и чуму, небо, которое свернется, словно скатанная рукопись… За две тысячи лет нам прожужжали об этом все уши!
На сей раз Анна не ответила. К ней приблизился Барберини и нежно провел рукой по волосам. Она немного растерялась и улыбнулась.
— Остановитесь, — обратился к ним кардинал. — Если вы все-таки обнародуете эти пророчества святого Малахия по поводу пап, мне придется устроить вам конец света без подготовки. А вы понимаете, дорогое дитя, что операция подобного размаха без подготовки невозможна…
Анна расхохоталась и пожала протянутую Барберини руку. Рут затерялась в толпе. Корнелл отыскал ее взглядом и собрался присоединиться к ней, но передумал, развернулся и бросил Анне последнее замечание:
— А дьявол? Как вы поступите с дьяволом?
— Дьявол подобен Богу, — ответила она, не колеблясь. — А боги недоступны.
Она сильно стиснула руку кардинала. Корнелл, должно быть, почувствовал себя смешным и не нашелся, что ответить.
И в этот момент они услышали приятный голос, воскликнувший:
— Нет, мадам, вы ошибаетесь или невнимательно читали Священное Писание! Дьявол всегда был ошибкой.
— И какой же? — спросила Анна.
При одном звуке этого голоса она перестала улыбаться.
— В лучшем случае, дьявол нуждается в людях. А в худшем…
— В худшем… — повторила Анна.
Это был уже не вопрос, она побледнела, совершенно потеряв уверенность.
— Он нуждается в женщинах, — продолжал голос. — Или в одной женщине, единственной, но лучшей.
Наступила мертвая тишина. Гости разошлись. Анна Лувуа направилась к буфету, где залпом осушила бокал вина, не желая даже взглядом удостоить того, кто столь блистательно ей противостоял. Шарф Тренди соскользнул с пиджака на пол. Он наклонился и, когда поднял его, оказался лицом к лицу с Командором.
Держался Командор очень прямо — таких называют «статный мужчина». Тренди не счел его красивым. А впрочем, был ли он на самом деле красив? Немолодой, вероятно, лет пятидесяти, с седыми, волнистыми, еще пышными волосами до плеч. Под руку с ним стояла Крузенбург. С этого момента Тренди уже больше никого не замечал, кроме певицы, ее бледной кожи, пепельных волос и серых глаз, чей взгляд, казалось, проникал прямо в душу. Он пробормотал какое-то приветствие. Рут, должно быть, почувствовала возникшее затруднение, поскольку покинула свой угол и поспешила Тренди на помощь. Вероятно, она наконец-то решилась встретиться с Командором лицом к лицу. Он приветствовал ее галантно, почти сердечно, что удивило Тренди. Подошел и Корнелл. Мужчины холодно обменялись рукопожатием, словно с первого же взгляда возненавидели друг друга. В самом деле, на этом празднике все были старинными знакомыми, и это не могло не раздражать чужака. А Тренди чувствовал себя чужим. Он уже начал подумывать, что, по слабости или по недосмотру, попал на собрание одной из сект, расплодившихся в это тревожное время, как Командор обратился к нему:
— Вы гостите у мадам Ван Браак.
Это был не вопрос, а утверждение очевидного. Держался Командор высокомерно. Он сразу же повернулся к Рут, дав понять, что не нуждается в ответе Тренди.
— Сколько времени прошло… Но вы все так же красивы. Мне говорили, что ваша дочь…
— Юдит здесь нет.
— Вы неправильно меня поняли. Я лишь передаю вам общее мнение: ваша дочь так же красива, как вы. Она, должно быть, теперь совсем взрослая… Уверен, она очень красива.
— Не стоит говорить это матери.
— Разумеется…
Командор сжал трость, которую держал в левой руке, помолчал немного и сухо добавил:
— Говорят также, что Юдит почти ничего не помнит.
— А что вы хотите, чтобы она помнила?
— Другую часть своей семьи.
— И что вы предлагаете?
— Посмотрим, когда Юдит вернется.
— Вряд ли она вернется скоро.
Командор предпочел уйти от этой неприятной темы и обратился к Крузенбург, все это время пристально разглядывавшей Тренди и Корнелла.
— Констанция, вот те дорогие, очень дорогие мне друзья, о которых я вам рассказывал…
Он представил их, словно они расстались только вчера. Рука Крузенбург была ледяной. Когда — очень неумело — Тренди прикоснулся к ней губами, он почувствовал, как у него зазвенело в ушах. Он решил, что это, вероятно, от прикосновения к великой диве. Когда он поднял голову, Командор посмотрел на него с иронией.
— Садитесь, — сказал он, подтолкнув его к одному из кресел первого ряда. — Констанция сейчас нам еще кое-что споет.
Он назвал одну старинную оперу, повествующую об отчаянии волшебницы.
— Рут, садитесь справа от меня. Вы слева, молодой человек. Сюда, господин профессор. Ну же, Рут, чего вы ждете?.. Заключим перемирие… Это же праздник! В самом деле, иногда я думаю, что мы никогда не расставались…