Мне жалко Касыма и Громова. Я ненавижу себя и свою внешность. Лучше бы родилась обезьяной.
Мы проезжаем лес, и прямо перед глазами возникает дачный поселок. Двигаемся по тесным улочкам. Останавливаемся у небольшого домика. Громов заглушает мотор и раздраженно сопит.
— Приехали. — Осматривает меня внимательно. — Вытри слезы и не пугай нашу дочь. Я поступил правильно. Касыму сейчас гораздо лучше, чем было бы на моей службе.
Выпрыгиваю из машины, всем своим видом показывая недовольство, иду к деревянной калитке.
— С другой стороны крючок.
Настигает Громов, тянется через меня, распахивает створку и пропускает вперед. Я вижу дом, каменную дорожку и фруктово-ягодный сад. Двор заброшен. Неудивительно, ведь Громов явно не смахивает на веселого дачника. А вот я бы здесь летом насажала хризантем и развела огородик.
За домом слышу приглушенный женский голос:
— Деточка, два накида и через петельку.
Я настораживаюсь, обнимаю себя руками и скорее иду на звук. Обхожу дом, а за ним на лавочке вижу Арину в компании пожилой женщины. Меня на инстинктах охватывает ужас. Теряюсь, оборачиваюсь на Артёма.
— Ей можно доверять.
— Громов, ты уже говорил так про одну бабку.
— Спокойно, это Зоя, соседка по даче.
— Папочка! — Кричит моя маленькая Аришенька и откидывает начатый шарф со спицами на колени соседке.
Смеется доченька, бежит к нам. А глазенки счастливые. Светятся. Мелким вихрем проносится мимо меня прямиком в теплые объятья ближайшего родственника. Идиллия.
— А маму тоже поцеловать не хочешь?! — возмущаюсь.
— Хочу.
Хитринка жмется к Громову и поглаживает крохотной ладошкой его колючую щеку. Вот точно принцесса и дракон. С одинаковыми глазами. А мать вообще-то жизнью ради вас рисковала — ворчу мысленно секунды три. Не выдерживаю и сама усаживаюсь рядом. Одной рукой обнимаю Аришку, второй Громова.
Эх, знала бы дочь, насколько сильный, властный и могущественный у нее отец. Возможно, я расскажу ей обо всем с самого начала. Расскажу обязательно. Лет через двадцать. И посоветую выбрать себе в мужья юриста или предпринимателя. Достаточно криминала для нашей семьи. Хотя не уверена, как бы Громов отреагировал на будущего зятя.
— Папа Артём, а ты женишься на моей маме? Она же красивая, да?
Ай да Арина! И мы с Громовым переглядываемся удивленно. Арина не из тех, кто будет терпеть побегульки в кулуарах, она человек грамотный. За официальность. Сама себе выбрала отца, сейчас устраивает личную жизнь матери.
— Женюсь.
— Это хорошо. Киндер принес?
Протягивает ладошку и шевелит пальчиками, мол, давай уже скорее.
— С твоей хваткой, Арина Артёмовна, не стыдно будет оставить в наследство целую империю. Всех за пояс заткнешь!
Громов доволен как никогда. Он расплачивается с соседкой тысячной купюрой, возвращается к нам, берет Арину и меня за руки.
— Идемте, девочки.
Арина счастлива, я не очень. Мне нужно время, чтобы отойти от пережитого. Попытаться подавить чувство вины. Оно гложет меня.
Мы усаживаемся с Ариной на заднее сиденье. Громов заводит мотор и управляет внедорожником с особой внимательностью. Не знаю, что у него в голове творится. Артём, как всегда, сохраняет выдержку. Возможно, устранив Касыма, он, наконец, успокоился. И не подпустит больше наемников ко мне так близко.
Незаметно утираю слезу.
Доченька уснула у меня на коленях. Поглаживаю ее мягкие золотистые волосы, искоса контролирую Громова. Всю дорогу он не проронил ни слова. Даже двигаясь по городу, о чем-то размышлял. Мы подъезжаем к особняку, и уже издали я вижу знакомые черные авто и двух безымянных наемников.
— Сразу идите в дом, Фортуна. — Приказывает Артём и глушит внедорожник у забора.
Он любит нас — без сомнения, но сейчас ему придется решать дела посерьезнее. Я завожу Арину внутрь пустынного дома. Мою ей руки, переодеваю. Дергаюсь, как на иголках, и в комнате выпиваю тройную дозу седативного. Аппетита нет, валяюсь на постели, пока дочь смотрит мультики. Медленно моргаю.
— Ариш, полежи со мной.
Забираю доченьку к себе и вырубаюсь.
Вздрагиваю и мутным взглядом смотрю на часы. Успокоительного хватило ровно на двадцать минут, а после сердце снова схватывает тахикардией. Арина дремлет.
Я решаю потихоньку спуститься в кухню. В горле пересохло до першения. Шагаю вниз и собираюсь свернуть к крану, но останавливаюсь в гостиной и залипаю у окна, за которым видно скрытую часть двора и бетонные ангары.
Я вижу, как горит свет в лечебнице, и нервно сглатываю. Я помню это чудовищное место. Очевидно, сейчас оно опять заполнено болью. Уцелевшие бойцы зализывают раны. И представить боюсь, что они сейчас испытывают.
Рядом с входом я вижу лидера в компании неизвестного наемника. Щурюсь, вглядываюсь и разочарованно хмыкаю. Громов пополнил недостающие ряды, срубив одну пешку и заменив ее на другую.
Разворачиваюсь и на цыпочках крадусь к входной двери, бесшумно открываю, выскальзываю, обхожу особняк и прячусь за углом.
Громов суров и величествен. Морально поддерживает свою армию в тяжелые минуты. Он измотан, но не может позволить себе отдых, в отличие от нас с дочкой.
Дает указание новенькому: