Желанная провокация

Горечь пронзила его, когда он вспомнил об этом. Эмили прижималась к нему, поворачивая голову к его лицу в безмолвной мольбе. Она хотела, чтобы он поцеловал ее, он знал это. Но он не желал целовать ее. По крайней мере, точно не в губы. Он не хотел делать ничего, что могло бы сойти за истинную привязанность, и уж точно не собирался доставлять ей удовольствие воображать, что испытывал к ней что‑то, кроме вожделения. Единственное, чего он хотел от Эмили Грин, — это ее тело. Ее сладкое и соблазнительное тело.

С низким рычанием он встал с дивана и наклонился, чтобы поднять ее на руки. Она была тяжелее, чем выглядела, но ему это нравилось. Ему нравилась твердость ее плоти, когда он нес ее через огромную комнату мимо белого фортепиано и ярких цветов, мимо гигантских панорамных окон с видом на мельбурнские крыши и небоскребы, сверкавшие в ночи, как драгоценные камни.

— Куда ты меня несешь? — ахнула она.

— Как ты думаешь, куда? Конечно, чтобы обсудить план нашей совместной работы, — саркастически проворчал он. — В постель, конечно же.

Когда она взглянула на него, ее глаза были огромными и темными.

— Мы никогда этого не делали… мы никогда раньше не были в постели, — прошептала она.

Это наполнило его яростью. Ведь он был достаточно хорош только для конюшни, не так ли? Она играла с ним, как с марионеткой. Бедный незаконнорожденный сын служанки замахнулся на падчерицу богача. Ну что ж, они определенно поменялись местами, мрачно подумал он, толкнув ногой дверь в свою спальню.

— А здесь — самая большая и роскошная кровать, какую только можно себе представить. Это стоило ожидания, не так ли?

По спине Эмили пробежала дрожь предчувствия, в словах Алехандро ей почудилась опасность. А может быть, у нее просто разыгралось воображение. Сквозь пелену вожделения в ее сознание проник голос разума, и она задалась вопросом: есть ли еще шанс прийти в себя и положить этому конец? Но правда была в том, что она не хотела, даже если такое было возможно. К тому моменту, когда он уложил ее на покрывало и снял майку без рукавов, ее последние опасения рассеялись от сладкого прикосновения его пальцев к ее обнаженной коже.

Сексуальный голод, который он разжег ранее, теперь вырос до неимоверной силы. Она дрожала как в лихорадке, когда он ласкал ее кожу, бормоча что‑то по‑испански. Ей показалось, что он произносил гневные слова. Потом он снял с нее штаны для йоги, и она осталась в одном бюстгальтере и трусиках. Почти задумчиво он провел пальцем по углублению ее пупка, медленно обводя его, прежде чем двинуться вниз. Чтобы облегчить ему задачу, Эмили раздвинула бедра и почувствовала, как напряглась от растущего возбуждения.

— О‑о‑о, — простонала она.

— Что — о‑о‑о? — лениво передразнил он ее, легонько проведя кончиком пальца по уже влажной ластовице трусиков.

Ее сердце громко забилось в груди, и она ощутила смущение, горячий румянец залил ее щеки. Сейчас не время и не место для робости, сказала она себе. Не то чтобы они никогда не делали этого раньше. Странным было то, что, хотя она была с ним более близка, чем с любым другим мужчиной, факт оставался фактом: сейчас он казался ей сексуальным незнакомцем, и она немного боялась его. Перестань так думать, убеждала она себя. Сосредоточься на удовольствии, которое он тебе доставляет.

— Мне так хорошо, — выдавила она, потому что именно это ей и следовало сказать.

— Неужели? — Она услышала улыбку в его голосе. — Я еще даже не начинал, Эмили.

— Я и забыла…

— Что? — мягко спросил он, его палец все еще дразнил ее невыносимыми легкими прикосновениями.

Ее веки беспомощно затрепетали, и Эмили подумала о том, чтобы сказать ему правду без прикрас. Она уже забыла, как рядом с ним каждый дюйм ее тела становился эрогенной зоной. Она забыла, потому что заставила себя забыть обо всем, что они делали вместе. Однажды он заставил ее кончить, поглаживая кончиком пальца промежность ее джинсов, мгновенно возбудив ее, несмотря на барьер в виде толстой джинсовой ткани, и она чувствовала себя такой восхитительно взрослой и раскованной, когда содрогалась от удовольствия в темном углу конюшни. Она отбросила эти воспоминания, потому что они, казалось, принадлежали другому времени и другому человеку. Они совершенно не соответствовали фригидной женщине, которой она стала.

— Я не помню, — выдохнула она.

— Какая жалость, — усмехнулся он. — А я так ждал, затаив дыхание.

Алех отстранился от нее и встал, чтобы снять одежду. Эмили понимала, что очень пассивно себя вела, но была бессильна что‑то сделать. Вдруг он обнаружит, что был единственным мужчиной, с которым она когда‑либо занималась сексом? Разве этот смехотворный факт не продемонстрирует ее уязвимость, не откроет ее для новой боли? Поэтому она молча откинулась на покрывало, наблюдая за ним. Да, на него определенно стоило посмотреть.